эгей! эгей!
и наступала тишина, и снова слышался гнусавый голос э-эгей!
и раза через три-четыре сова отвечала
у-ух! у-ух!
и Асариас пускался наутек, хрюкая и хрипя, а сова ухала сзади, а иногда хохотала, и Пако слышал со склона, из-под дуба, как хрустят кусты и ухает птица и хохочет, а через четверть часа являлся исцарапанный Асариас, умиленно улыбаясь, и пускал слюну, и говорил
и погонял я ее, Пако
а Пако гнул свое
нужду справил?
и Асариас говорил
не успел пока что
а Пако говорил
что ж, иди опять
и Асариас улыбался, зализывая раненые руки, и уходил в сторонку, и присаживался в вереск, и клал кучки, и так всякий день, а в конце мая пришел Рохелио, и принес птенца, самочку черного коршуна, и сказал
дядя, смотри, что у меня!
и все вышли из дому, и Асариас, увидев беззащитную птицу, чуть не заплакал, и ласково взял ее в руки, и забормотал
хорошая птичка, хорошая птичка
и, гладя ее, вернулся в дом, и положил ее в корзинку, и пошел искать, из чего ей сделать гнездо, и вечером попросил у Кирсе корму, и намешал с водой в жестянке, и пододвинул все это птице к самому клюву, и ласково сказал
кар-кар-кар
а птица копошилась в соломе и говорила
кар-кар-кар
а он, Асариас, клал еду в разверстый клюв грязным пальцем, и птица глотала, и он клал еще и еще, пока она не наелась и не умолкла, а через полчаса, оправившись от смущения, она закричала снова, и Асариас кормил ее, нежно приговаривая
хорошая птичка
говорил он очень тихо, но сестра увидала его и шепнула сыну
молодец, славно придумал
и Асариас день и ночь возился с птицей, а когда у нее появились первые перья, побежал по соседям, блаженно улыбаясь, блестя желтоватыми глазами, и кричал
у птички перья растут
и все поздравляли его и спрашивали про брата, только Кирсе спросил, глядя на него
зачем тебе такая пакость?
а Асариас взглянул на него удивленно и сказал
это не пакость, это птичка
но Кирсе мотал головой, а потом сплюнул и сказал
тьфу! черная птица добра не приносит
и Асариас растерянно смотрел на него, а потом ласково взглянул на жестянку с соломой, и забыл про Кирсе, и сказал
завтра найду ей червя
и наутро стал яростно копать землю, и выкопал червя, и взял его двумя пальцами, и дал его птице, и она проглотила угощенье с таким удовольствием, что Асариас на радостях пустил слюну и сказал
видишь, Чарито? она уже большая, завтра найду ей другого червяка
и птица выросла, и пух сменили перья, и всякий раз, как Асариас ездил в горы, он торопил Пако
едем, птичка кричит
а Пако говорил
нужду справил?
и Асариас отвечал
птичка меня ждет, Пако
но Пако не сдавался
не сходишь, продержу всю ночь, птица твоя помрет с голоду
и Асариас спускал штаны, и говорил
нельзя так делать
и присаживался у камня, и клал кучку, и поскорее вставал, и говорил
пошли скорее! птичка ждет
и застегивал штаны, и улыбался влажной, слабой, жалобной улыбкой, и что-то жевал, и так каждый вечер, но однажды, через три недели, когда он носил птицу по двору, она стала робко махать крыльями, и взлетела, и полетала немного, и опустилась на иву, а он, Асариас, увидев, что она так далеко, запричитал
Регула, птичка улетела
и Регула высунулась в дверь и сказала
пускай полетает, на то ей господь дал крылья
но Асариас сказал
а я не хочу, пусть будет у меня
и жалобно, жадно глядел на макушку ивы, а птица вращала глазами, оглядывая окрестность, и, обернувшись, поклевывала себе спину, почистила перья, а он, Асариас, вложив в свои слова всю любовь и нежность, на которую был способен, ласково сказал
хорошая птичка, хорошая
но птица на него не глядела, а когда Регула приставила лестницу к иве и влезла на вторую перекладину, она расправила крылья, помахала ими с минуту, и нерешительно, неуклюже поднялась, и долетела до часовни, и опустилась на флюгер, а он, Асариас, глядел на нее, чуть не плача, и говорил, укоряя
плохо тебе со мной
и тут появился Криспуло, а потом Рохелио, и Пепа, и Факундо, и Креспо, все вместе, и стали глядеть наверх, на флюгер, где неуверенно стояла птица, и Рохелио засмеялся и сказал
в о рона не приручишь
а Факундо говорил
видно, любят свободу
и Регула твердила
господь дал птице крылья, чтобы она летала
а у Асариаса текли по щекам слезы, и он пытался стряхнуть их и причитал свое
хорошая птичка, хорошая птичка
и, пока он так говорил, люди сгрудились под ивой, где тень прохладней, все так же глядя вверх, и он оказался один на большом дворе, под беспощадным солнцем, и тень его лежала у ног черным мячом, и губы у него кривились, и дергались щеки, и вдруг он понизил голос и ласково позвал
Читать дальше