Мигель Делибес - Кому отдаст голос сеньор Кайо? Святые безгрешные

значит, Регула, ты будешь, как раньше, отпирать ворота, если услышишь, что едут, потому что сеньора и сеньорито не любят ждать

а Регула отвечала

воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь

а он говорил

с утра выпустишь индюшек и приберешь под насестом, а то запах — прости господи! сеньора, сама знаешь, при всей своей доброте, любит порядок

а Регула отвечала

воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь

и он распоряжался и распоряжался, а потом склонил голову набок, и втянул щеку, и постоял, и подумал, словно что-то забыл, и Регула покорно спросила

еще что-нибудь, дон Педро?

а он все кусал щеку, и молчал, и глядел на Ньевес, и уже казалось, что он уйдет не простившись, когда он обернулся к Регуле и пробормотал

понимаешь, Регула, это не мужчине говорить, но…

и опять замолчал, и Регула покорно спросила

а что такое, дон Педро?

и дон Педро ответил

понимаешь, твоя дочка… она могла бы помочь по дому моей жене, потому что, правду сказать, жена моя боится хозяйства

и печально усмехнулся

не спорится у нее, а дочка твоя подросла, вон какая стала

и пока дон Педро все это говорил, Пако сжимался, словно шарик, так бывало ночью, когда взревет Малышка, и глядел на жену, и она на него глядела, а потом он просморкался, и пожал плечами, и сказал

воля ваша, дон Педро, на то мы и здесь а дон Педро, прозванный Петушком, вылупил глаза и начал, и пошел, словно пытался заговорить самого себя

понимаешь, Пако, теперь не то, что прежде, всякий норовит стать белоручкой, барином, одни в Мадрид, другие за границу, куда угодно, только бы не сидеть дома, такая мода, видишь ли, думают, вот и все, решил вопросец, а что толку, мрут с голоду или с тоски, что еще может выйти, сам понимаешь, а девочке будет неплохо, ты мне поверь

а Регула и Пако кивали и переглядывались украдкой, а дон Педро не замечал, он очень волновался

значит, если вы согласны, завтра с утра мы ее ждем, а чтобы вы не скучали и с ней чего не случилось, все мы знаем, какая пошла молодежь, ночевать она может здесь

помахав руками, отволновавшись, дон Педро ушел, а Регула и Пако принялись молча расставлять, что у них было, а потом поели, а потом сели к огню, и тут пришел свинарь Факундо

как ты не боишься, Пако

сказал он

худо у них, в Верхнем доме, сам знаешь, донья Пурита орет-кричит, припадочная, одно слово, дон Педро еле терпит

но Регула и Пако молчали, и он прибавил

не веришь, Пепу спроси, она там служила но Регула и Пако молчали, и он повернулся и ушел, а наутро Ньевес пришла, когда надо, к хозяйке, и ходила каждый день, и привыкла, и дни побежали, а в мае Карлос Альберто, старшенький сын сеньорито, собрался причаститься в часовне, и все хлопотали двое суток, а сеньора маркиза привезла в машине епископа, и Регула, отперев ворота, замерла на месте, увидев лиловые одежды, и не знала, что делать, и закивала, и упала на колени, и перекрестилась, но сеньора маркиза сказала ей с недосягаемых высот

целуй перстень, Регула, целуй перстень

и Регула припала к перстню, и епископ улыбался, и отнимал руку, и растерянно шел мимо пламенных клумб к Главному дому, а свинари и батраки низко кланялись, и наутро служил в часовне, а после мессы народ собрался во дворе, и пил шоколад, и ел печенье, и все кричали

да здравствует сеньорито Карлос Альберто!

и еще

да здравствует сеньора!

а Ньевес там не было, она прислуживала в доме, и как хорошо, как ловко, возьмет тарелку левой рукой, поставит другую правой, и, поднося блюдо, склонится над плечом гостя, едва касаясь локтем его спины, и улыбнется так мило, что сеньора заметила ее и спросила дона Педро, откуда взялась такая прелесть, а он удивленно ответил

это дочка Пако, сторожа, ну, он у Ивана помощником, они недавно вернулись из Ла-Райа, эта у них младшая, вон какая стала

и сеньора спросила

значит, это дочка Регулы?

и дон Педро ответил

вот именно, Регулы, Пурита ее подшлифовала за эти дни, а девица смышленая

и сеньора глядела на Ньевес, следила за каждым движением и говорила дочке

Мириам, посмотри на эту девушку, как держится! как движется! подполировать чуть-чуть, и будет превосходная горничная

и сеньорита Мириам поглядела на Ньевес и сказала

и впрямь, неплоха, только, на мой вкус, немного плосковата

и показала на грудь, а Ньевес едва дышала, ничего не видела, себя не помнила, ведь рядом был Карлос Альберто, истинное загляденье, волосики золотые, белая курточка, белые четки, белый молитвенник, и, поднося ему блюдо, она улыбалась в забытьи, словно это архангел, а вечером, переступив порог, еще не отдышавшись, сказала Пако