тихо ты, Рохелио заворочался
и если Пако не унимался, прибавляла
да тихо, нам ли с тобой игры играть
и тут раздавался рев Малышки, и Пако забывал обо всем и думал, что он чем-нибудь болен, если зачал дочку немую, как твердый знак, хорошо, хоть вторая — очень смышленая, он, кстати сказать, не хотел, чтобы она звалась белым именем Марии Снежной, куда там, сам он желтоват с лица, и волосы черные, думал окрестить Эрминией, в честь бабушки, но летом стояла страшная жара, и дон Педро, прозванный Петушком и Умником, говорил, что после заката 35 градусов, а Регула, ей и без того было жарко, плакала-стонала
ох, матерь божья, ну и парит! хоть бы ночью ветерок!
и медленно обмахивалась веером из широких листьев, двигая большим пальцем, плоским, как лопаточка, и прибавляла
это нам за грехи, Пако, и я попрошу божью матерь, чтобы она смилостивилась
но жара не спадала, и как-то, в воскресенье, Регула потихоньку отправилась к знахарю и сказала, вернувшись
Пако, он говорит, если в брюхе у меня дочка, надо ее назвать Мария де лас Ньевес, а то дурная родится
и Пако подумал о Малышке и сказал
ладно, пускай будет Ньевес
и дочка, названная в честь Девы Марии, пославшей когда-то летом снег, с малых лет прибирала и стирала за сестричкой, но в школу ей пойти не довелось, потому что жили они уже не в усадьбе, а в Ла-Райа, и каждое утро, прежде чем седлать кобылу, отец показывал ей, как сложить Б и А, А и Б, когда же дошли до твердого знака, Ньевес сказала
эта буква ненужная, отец, можно без нее
и Пако засмеялся солидно, как сеньорито Лукас, и сказал
ученых спроси, мое дело показать
а потом гордо говорил жене
ну, голова!
а Регула совсем разошлась и говорила в ответ
видно, и свой у нее ум, и еще кое-чей
а Пако спрашивал
это чей же?
а Регула отвечала
да Малышкин, чей же еще?
а Пако говорил
а не твой ли?
и распалялся понемногу, но Регула говорила
тихо ты, куда лезешь, ум не здесь
а Пако не унимался, но тут ревела Малышка, и он махал рукой и говорил
ладно, спи, бог с тобой
и годы шли, и он попривык к месту, к белому домику, к вьющимся веткам, к летнему навесу, к колодцу под огромным дубом, и к стаду серых скал, предвестью горной цепи, и к теплому ручью, и к сонным черепахам, но однажды, в октябре, он вышел на порог, как выходил всегда по утрам, и поднял голову, и втянул воздух, и сказал скачет лошадь а Регула, стоя рядом с ним, прикрыла глаза от солнца, и поглядела на дорогу, и сказала никого не видно но Пенёк Пако принюхался, поводя носом, и сказал
надо полагать, это Креспо
потому что нюх у него, если верить сеньорито Ивану, был лучше, чем у пойнтера, он чуял все издалека, и впрямь, минут через пятнадцать явился Креспо и сказал, не спешившись
собирайся, Пако, поедешь в усадьбу
а Пако спросил
как же этот дом?
а Креспо ответил
дон Педро приказал, днем приедет Лусио, ты здесь свое отжил
и, пока холодок, Пако с женой погрузили вещи на повозку и двинулись в усадьбу, и наверху, на тюфяках, набитых шерстью, сидели ребятки, а сзади Регула с Малышкой, и та все кричала, и голова у нее болталась с боку на бок, и тонкие ножки торчали из-под халата, и Пако ехал на соловой кобыле, гордо охраняя семейство, и говорил жене, возвышая голос, чтобы перекричать скрип колес и рев Малышки
теперь наша Ньевес пойдет в школу, и бог ее знает, до чего она может доучиться, очень умна
а Регула отвечала
там посмотрим
а Пако говорил с высоты
ребятки подросли, помогут в доме
а Регула отвечала
там посмотрим
а Пако говорил, радуясь цокоту копыт и новой надежде
дом дадут побольше, спальня у нас будет, вспомним молодость
а Регула вздыхала, и баюкала Малышку, и отгоняла мух, а над повозкой, над черными дубами загорались звезды, и Регула глядела в небо и говорила, вздыхая
чтобы молодость вспомнить, надо Малышку угомонить
а когда приехали в усадьбу,
Креспо ждал у старого дома, который они покинули пять лет назад, от дверей по фасаду шла скамейка, и цвели герани, и клонилась ива, осеняя дом теплой тенью, и Пако печально все оглядел, и покачал головой, и опустился, и сказал смиренно
что поделаешь! божья воля
а неподалеку ходил-распоряжался дон Педро, и Пако сказал
доброго здоровья, дон Педро, вот мы и вернулись, как велено
а дон Педро сказал
здравствуй, Пако, как там в Ла-Райа?
и Пако сказал
да ничего
и, пока разгружали вещи, дон Педро ходил от повозки к дому, от дома к повозке и говорил
Читать дальше