Сеньор Кайо усмехнулся:
— А почему вы думаете, что сеньор Кайо не знает, в каком мире он живет?
— Знает, конечно, но все-таки нельзя же так, абсолютно без общения.
Виктор с интересом следил за разговором. Вмешался, желая примирить стороны:
— Другими словами, сеньор Кайо, вы месяцами не слышите человеческой речи?
— Вовсе нет, сеньор. По пятнадцатым числам каждый месяц спускается к нам Маноло.
— Какой Маноло?
— Из «Кока-колы». Он спускается из Паласиоса в Рефико, и в Мартосе тоже есть таверна.
— Он заезжает в селение?
— Заезжать не заезжает, я спускаюсь к перекрестку, и перебрасываемся словечком.
Виктор закусил нижнюю губу. Сказал:
— Ну а зимой целыми днями что вы тут делаете? Читаете?
— Нет, сеньор, я — нет. А моя — читает.
Рафа взял неразгоревшееся полено и щипцами положил его на уголья. С остервенением начал раздувать огонь почерневшими кожаными мехами, пока пламя не вырвалось вверх. Старуха, прислонившись к шкафу, механически покачивала головой, не то слушая, не то подремывая, но стоило ее векам сомкнуться, как она тотчас же выпрямлялась. Виктор выпил еще стакан вина и подвинул его сеньору Кайо, чтобы тот снова его наполнил. Наконец опять спросил:
— Если вы не читаете, не слушаете радио, не смотрите телевизор, что же вы делаете зимой?
— Работы, знаете ли, хватает.
Виктор не унимался:
— А если снег пойдет?
— Ясное дело, смотрю, как снег идет.
— А если он идет две недели?
— Да хоть бы месяц! Возьму какую-нибудь работу и сижу — жду, пока перестанет.
Виктор обескураженно покачал головой. На смену пришла Лали.
— Пока ждете, наверное, о чем-то думаете? — сказала она.
— Думаю? О чем мне думать?
— Откуда я знаю, об огороде, о пчелах… О чем-нибудь!
Сеньор Кайо провел шершавой большой рукой по лбу. Сказал:
— Бывает, найдет — и подумается: заболеешь тут, околеешь, как собака.
— У вас нет врача?
— Как же, сеньора, есть, в Рефико.
Рафа не выдержал:
— Елки, в Рефико! Рукой подать! А если крепко скрутит?
Сеньор Кайо смиренно улыбнулся.
— А уж коли крепко, тогда лучше положиться на священника, — проговорил он.
У Рафы на щеках проступил яркий румянец, отчего он стал еще больше походить на ребенка. Со смешной гримаской обратился к Лали, призывая ее в единомышленники:
— Потрясно!
Сеньор Кайо протянул девушке кренделек.
— Попробуйте, вкусные.
Лали двумя пальцами отломила кусочек и положила в рот. Серьезно, с удовольствием пожевала.
— Отдает анисом, — сказала она.
Старуха кивнула. Она издала какие-то гортанные звуки и беспорядочно замахала бледными морщинистыми руками, и на фоне черного платка, покрывавшего ее голову, они казались белыми бабочками, которые гонялись друг за дружкой. И так же неожиданно, как взметнулись, руки улеглись на колени. Сеньор Кайо, не пропускавший ничего, сказал, когда жена закончила бурные объяснения:
— Она говорит, отдает. И яйца отдают анисом, и мука, и масло, и сахар.
— Понятно, — сказала Лали.
Виктор снова принялся за свое:
— Скажите, сеньор Кайо, а как вы добираетесь до Рефико?
— На ослице.
— И всегда добирались на ослице?
— Нет, сеньор, до пятьдесят третьего года, пока тут еще был народ, по вторникам ходил автобус из Паласиоса. А раньше, уж не знаю, сколько лет назад, тут была почтовая станция. — Он чуть улыбнулся. — Тирсо [18] Имеется в виду Тирсо де Молина, испанский драматург (1571 или ок. 1583–1648).
тут лошадей менял.
Виктор отодвинул ноги от огня.
— А теперь кто вам доставляет почту?
— Какую почту?
— Письма.
Старик рассмеялся.
— Вот еще! — сказал он. — А кто, по-вашему, станет писать сеньору Кайо?
— Дети. Разве не пишут?
Старик сказал с презрительным жестом:
— Эти не пишут. У них машина.
— Приезжают навестить вас?
— А как же. Он в будущем месяце приедет с двумя внучатами. А она не любит сюда ездить. Говорит, что делать в селении, где даже аперитива не выпьешь, вот так. Молодежь.
Виктор с Рафой пили и пили. Виктор сказал:
— Хорошо идет это вино.
— Здешнее.
— Виноградники рядом?
— Как сказать, ближе к Паласиосу.
По временам на Виктора нападал приступ разговорчивости:
— Судя по вашим словам, сеньор Кайо, вы тут живете, ни о чем не ведаете. Так что, если мир вдруг пойдет ко дну, вы об этом даже не узнаете.
— Ха! А что я могу поделать, если мир пойдет ко дну?
— Да нет, это так просто говорится.
Рафа наклонился. В глазах у него что-то затаилось. И он сказал мягко, вкрадчиво:
Читать дальше