Дмитрий Дейч - Записки о пробуждении бодрствующих

Снилось, что вдоль улицы Аленби течёт река Ганг: люди входят в воду прямо посреди уличной сутолоки — на своих двоих, но выходят уже на спинах буйволов. Буйволы несут чистых евреев на бульвар Ротшильда, и там отпускают на все стороны. Мало-помалу город заполняется людьми, которые выглядят как настоящие, но с золотистыми зрачками.

Спрашиваю: что с вашими зрачками?

Отвечают: в глаза попадают песчинки Ганга, и каждая прорастает в зрачке как семя.

Один из чистых евреев, вынимает глаз из глазницы и даёт мне в руку — очень тяжёлый, будто отлит из свинца. Я подбрасываю его в воздух, и глаз с золотистым зрачком повисает и плывёт над моей головой, над самой макушкой. К своему удивлению я чувствую, что глаз этот стал как бы моим собственным, но не в том смысле, что я стал видеть то, чего раньше не видел, а просто всё, что вижу — приобрело некую необычайную прозрачность и ясность.

Люди выглядят по-прежнему, но присмотревшись, я вижу как внутри каждого тела движется воздух, текут жидкости и колышутся электромагнитные поля.

Деревья — живой учебник ботаники.

Насекомые, звери и птицы — всё прозрачно.

Автомобили и компьютеры — натуральный киберпанк, информатика.

Но самым интересным зрелищем оказалась вода, которую я не знаю как и описать, а потому описывать не буду.

Вышел на улицу Бен-Иегуда. Навстречу — бабушка с цветами. Розовые, и жёлтые, и синие: фейерверк в охапке.

— Возьмите цветок, - говорит, - бесплатно и от чистого сердца.

Я взял один - синий.

— Хороший будет день: безоблачный и счастливый, — сказала она (как в воду глядела).

— Откуда вам знать?

— Каков цветок, таков и день.

— А если бы я не этот взял, а — тот, жёлтый?

— А вы возьмите, и — посмотрим.

Я было протянул руку, но — передумал: куда мне одному столько безоблачного счастья?

Снилась Книга Укусов, похожая внешне на Codex Seraphinianus – нечто вроде энциклопедии агрессии в природе.

На каждой странице помещалась одна-единственная статья, где очень подробно рассматривался тот или иной тип агрессивного поведения – не только в растительном или животном царстве, но и в мире минералов, элементалей, ангелов, электромагнитных явлений, а то – вовсе неизвестных мне веществ или существ, якобы обитающих в наших пределах.

В конце каждой статьи помещался абзац, озаглавленный «апология», который содержал объяснение и как бы обоснование агрессии того или иного типа. Истинной причиной агрессии в конечном счёте всегда называлась любовь, и к моему изумлению выходило, что каждая страница этой книги говорила о новом, не похожем на все остальные, типе любви.

Ходил в лес перенимать повадки деревьев. Деревья умеют стоять — как никто другой.

Примат — существо безалаберное: постоит и уйдёт.

Дерево стоит так, будто оно — единственное в своём праве: якорь мироздания. Пока корень в земле, небеса вращаются беспрепятственно.

После нескольких дождливых дней всё преобразилось: лес вымыли и причесали, поляны стали похожи на маленькие болотца: следы ботинок наполняются водой после каждого шага.

Воздух можно кусать и держать во рту, словно мёд.

Наблюдал медленный восход неба над монастырём молчальников. Молчальники звонили в колокол — звали жить в тишине с б#жьей помощью. Но я сел под ель, сложил руки и сидел с б#жьей помощью под елью.

Хвойные ванны — это когда хвоя везде, прежде всего — в желудке и лёгких. Лёгкие наполняются хвоей на вдохе, а на выдохе хвоя оседает на дне телесной реторты — как снежинки или песчинки в паузах между порывами ветра. Ещё немного, я бы сам зазвенел как колокол, и созвал бы молчальников принять с б#жьей помощью хвойную ванну — в лесу, под мартовской елью. Звук цвета начищенной меди рождался в утробе, прокатывался — резонируя в фасциях, выплёскивался наружу, хвойные чешуйки поблескивали как золотые, медленно сыпались в воздухе.

Я солдат, убиваю врагов. То и дело пролетают снаряды, пули, я вижу их невооружённым глазом.