Рене Баржавель - Дороги Катманду

Два громадных белых слона вырисовывались на фоне неба. Их высекли руки давно умерших умельцев (но ведь смерть есть избавление) прямо в скале, когда-то возвышавшейся на вершине холма и которая была полностью превращена в слонов, а получившийся при этом щебень был унесен далеко отсюда. Это было очень давно, тысячу, может быть, две тысячи лет тому назад… Мужчины, одетые во все белое, женщины в сари всех цветов, за исключением желтого, которые поднимались по тропинке к слонам, к небу, не представляли, что означают слова «тысяча лет» или «две тысячи лет». Для них это было все равно что вчера или завтра, может быть, даже сегодня. Тропинка, спиралью восходившая к вершине, была столетие за столетием протоптана босыми ногами паломников. За прошедшее время она превратилась в узкую канавку, края которой находились на уровне колен. По ней можно было передвигаться только строго друг за другом, и это было очень кстати, потому что таким образом каждый паломник, поднимаясь на вершину, оказывался как бы в одиночестве, лицом к лицу с божеством, смотревшим на него из сердца холма. Свен шагал перед Джейн, а Джейн перед Гарольдом. Свен, не оборачиваясь и слегка задыхаясь, рассказывал Джейн, что индийцы представляли время не в виде текущей реки, а как вращающееся колесо. Прошлое возвращается к настоящему, проходя через будущее. Слоны, которые находятся здесь сегодня, были здесь и вчера. И колесо времени, когда оно, вращаясь, достигнет завтрашнего дня, тоже застанет их здесь. И так было на протяжении тысячи лет. Так где же тут начало?

Джейн плохо разбирала, что ей говорил Свен, так как его слова заглушало бормотанье паломников и звон медных колокольчиков. Она чувствовала себя счастливой, легкой, несущейся, словно корабль, покинувший, наконец, грязный порт и теперь не спеша преодолевающий океан цветов. Он мог причаливать к земле там, где ему захочется, брать на борт того, кого захочет, и вновь отдаваться ветрам свободы.

Вчера, впервые за полгода, прошел дождь, и холм покрылся невысокой молодой зеленью. Каждый стебелек заканчивался бутоном. После восхода солнца миллиарды бутонов разом распустились, открыв золотые чашечки. В одно мгновение холм превратился в золотое пламя, радостное и сияющее посреди голой равнины. Цветы полностью покрывали холм роскошным одеянием, таким же ярким, как солнце. Они были девственны, они были лишены аромата и не должны были дать семян. Они родились только для того, чтобы цвести, протянув к похожему на них солнцу свои крошечные жизни. Этим же вечером они закроются, тоже все разом, и больше никогда не раскроются.

Джейн, Свен и Гарольд накануне почти ничего не ели. Свен отдал Гарольду половину своего бисквита. На это утро у них ничего не осталось, если не считать пяти сигарет. Они поделили их перед тем, как начать восхождение на холм.

Толпа, сгрудившаяся вокруг холма, много дней ожидавшего золотого зова божества, отвечала ему звоном своих колокольчиков, которые они со всех сторон равнины протягивали к источнику света, зреющему, словно янтарный плод, среди серого пространства. Потом паломники начали медленно обходить холм, произнося имя Бога и перечисляя его добродетели.

Астрологи давно предупредили, когда над холмом прольется дождь, и паломники собрались здесь со всех краев к назначенной дате. Большинство из них были крестьянами, пришедшими сюда для того, чтобы попросить Бога не прекращать дождь и пролить его на их поля. Потому что с тех пор, как они закончили осенью сев, дождя не было. Поэтому земля стала походить на пепел, и зерна не дали всходов. Они шли много дней вместе со своими женами, детьми и стариками. Голод для них был настолько привычен, что они уже не замечали, что страдают от него. Тот, у кого больше не было сил, чтобы идти, ложился на землю и дышал, пока на это еще хватало сил. Когда силы иссякали, он переставал дышать.

Толпа вокруг холма, много дней томившаяся в ожидании, каждое утро относила умерших ночью в сторону. С мертвецов снимали одежду, чтобы большие медленные птицы, тоже явившиеся на встречу с божеством, могли обеспечить им достойное погребение.

Наконец прошел дождь, и этим утром оставшиеся в живых испытали счастье — ведь им удалось выжить и увидеть, как золотое божество расцвело над покрытой пеплом равниной.

В тот момент, когда зазвенели колокольчики, большие птицы, потревоженные шумом, оставили мертвецов, тяжело взмыли в небо и принялись описывать медленные круги над людской массой, собравшейся вокруг холма.