Наталья Арбузова - Можете звать меня Татьяной

«В каком мы океане?» - спросила Сонечка, высунув голову из спасательной шлюпки. «В Индийском, - ответствовал Иван Васильич. – Вот они и волны выше бортов. Не страшно?» - «Ни капельки», - приврала Сонечка. И как по Костиному заказу на корму спасательной шлюпки сел огромный альбатрос. «Они так далеко залетают», - прошептал восхищенный Костя. Лев вертелся и всё следил, как бы их не захлестнуло. Попугая накрыли брезентом, чтоб помалкивал. «Долго тут не продержаться, - предупредил Иван Васильич. – Даже если альбатрос станет носить нам в клюве сырую рыбу, мы ее есть всё равно не сможем». «Ну еще немножко, еще немножко», - просила Сонечка. «Хватит, - строго сказал Иван Васильич. – Пора и честь знать. Возвращаемся домой».

Домой – это для Иван Васильича означало в Россию. И замелькали перед его изумленными спутниками места неописуемой красоты. Байкал, глубокий и прозрачный, словно огромная чаша с живой водой. Выветрившиеся красноярские скалы. Дальневосточный берег с уютными бухтами. Сахалин, вытянувшийся, будто большая рыба. Южный Урал, поросший липою. Цветущие луга горного Алтая. Снежные вершины северного Кавказа. Таинственные ущелья в предгорьях. И реки, бесчисленные реки. Одни спокойно текли по равнине, другие низвергались с плоскогорья. А леса, леса! казалось, им нет конца-края. Песенная степь, ушедшая далеко-далеко за Волгу. «Неужели это всё наше?» - спрашивали восхищенные ребята. «А вы говорите – космос, - засмеялся Иван Васильич. – Вы не только земли еще не знаете, вы не знаете своей собственной страны». «Да я всю жизнь в поликлинике»,- оправдывалась Валечка. «Где бы лично вы хотели сейчас побывать, несравненная госпожа моя Валентина?» - спросил Иван Васильич, целуя Валечкину руку. «Да я … да я… - замялась Валечка, - я бы посидела над речкой Сухой Орлицей, на орловщине, откуда родом моя семья. На склоне холма, и чтоб за спиной березовая роща». – «Всё исполню», - поклонился Иван Васильич. Через минуту Валечка со своими любимыми сидела среди ромашек, смотрела с горки вниз на извилину реки и смеялась, смеялась. А Сонечка плела ей венок и примеряла на небольшую Валечкину головку.

«Ну что ж, коли вы нагулялись, вернемся к своим грядкам», - с грустью промолвил Иван Васильич. И мои герои увидели себя на Валечкиной даче. Солнце еще сияло высоко в небе. Анна Сергевна стояла за разделительной канавкой, уперши руки в боки. «Костя, ты пойдешь обедать или застрянешь у Валечки? Ой, Робин нашелся. И какая у него красивая клетка!» «Ррробин Вторрой», поправил ее попугай.

Сломали пятиэтажки, выстроили дома, большие-большие и пестрые. Этот дом, про который пойдет речь, был буквой «г» и всё повышался, повышался лестницей. При доме построили подземный гараж, а на нем прогулочную веранду. На нее чужим детям входа не было, а только своим, из дома. Дети из пестрого дома в обычную школу не ходили, а ходили в «хорошколу» прямо около дома. Там их пас громогласный наставник Виктор Петрович. Водил гулять на бульвар, тренировал в физкультурном зале и во дворе. Отпускал домой лишь в девять часов вечера, когда родители уж пришли из своих скучных офисов. Но это только младшие классы. Старшие ребята тусовались на веранде, крутили ногами тренажеры и подтягивались на турникете. Хорошкола тоже была выстроена буквой «г», и внутри этого «г» размещался детсад. Так что серьезные родители из большого пестрого дома могли не беспокоиться и сидеть в своих офисах сколько положено. Конечно, дети любили своего Виктора Петровича, несмотря на то, что орал на них во всю глотку. Он выгодно отличался от офисных родителей.

Хорошкола была уж очень роскошной и, наверное, очень дорогой. Сквозь стекло виднелся такой холл, что от удивления дух захватывало. Веранда тоже не уступала. На ней года за три выросли препорядочные сосны. Как их посадили в бетонную крышу гаража? сложное дело. Веранда смотрела на хорошколу, хорошкола на веранду, и обе оставались собой довольны. По ночам на веранде горели круглые фонари, а в окнах хорошколы таинственный приглушенный свет. Люди из пестрого дома ночью на веранду не ходили. Хоть решетка с лестницы открывалась только ихним ключом, всё равно боялись лихого человека. Жизнь у них была неплохая, и они ею дорожили.

А если бы кто вздумал прогуливаться ночью между пушистых, вполне благополучных сосен, то увидал бы в окнах хорошколы странное движенье. Происходило оно в основном под потолком гимнастического зала. Человеческие тела терлись об потолок, точно воздушные шары. Увидал это четырнадцатилетний мальчик Алеша – он на веранду не был вхож, а жил в недоломанной пятиэтажке. По генплану ее должны были сломать и на ее месте копать двухэтажный подземный гараж. Но в последнюю минуту передумали и рыли глубоченную яму прямо под Алешиным окном. Как хрущевка не свалилась в яму, не треснула – одна из многих загадок этой истории. В результате пятиэтажка оказалась заперта между пестрым домом и хорошколой. Ломать ее уже не было никакого смысла. Выстроить узкую башню? навряд ли.