Наталья Арбузова - Можете звать меня Татьяной

На следующем заседании присутствует Александр Кордон. Он проходит, глядя прямо перед собой и никого не видя. И спонсор, сказали, здесь. Татьяна его не разглядела. Народу – на всю аудиторию. Ведущая Юлия Троицкая нехотя дает слово Татьяне. В этом номере Татьяны нет, но порядок таков. Она уже автор. Пришла – читай. Заслышав Татьяну, срывается с места сотрудник «Литучебы» Игорь Олегов. Покупает чохом в импровизированном ларьке все экземпляры Татьяниной рассыпающейся книжонки и вертается в зал. В перерыве дает Татьяне номер своего телефона. Она кобенится. Ей журнал кажется несерьезным. Дает в ответ номер своего телефона. Игорь удивлен: «Обычно авторы сами нам звонят». Откуда в аутсайдере столько гонора? Наконец Татьяна решается зайти в артистическую. Пить не пьет, но ест с жадностью. На то есть причины. Худа, бедна, голодна. Женщина, сидящая у стола, смотрит с осуждением. Игорь Олегов уже ушел. Татьяне объясняют: ему надо позвонить. Звонит. Завязывается долгая дружба.

А в подвале музея Маяковского, еще на этаж глубже зала, двое Кордонов поют хорошими голосами украинские песни. Когда из музея выгоняют (уже поздно), пьют на холоде, режут колбасу на подоконнике. Другой раз идут в кафе, после через двор в мастерскую некоего художника. Чарли Кордон и сам художник. Но этот, хозяин огромной мастерской в центре Москвы, едва мазнет в углу холста синюю несуразицу – и доволен. И жена его туда же. Все стесняются сказать, что плохо, плохо. Тут ничего и нет. Король-то голый. А у самоучек, пытающихся писать реалистично, выходит топорно. Те же, кто действительно могут держать кисть в руках, но не имеют возможности создать собственный бренд, от безнадежности и безденежья уходят в индустрию подделок. В литературе сложно, однако чуть получше. У самого Чарли Кордона хороши и стихи, и проза. Можно похвалить и посильней, будет правда. Хотя никто кроме сына для него пальцем не шевельнул. Конъюнктура. Кстати, и подделки своего рода в литературе присутствуют. Романы для женщин из американской жизни под английскими фамилиями – рукоделье наших искусниц. Получается дешевле, чем переводить. Псевдоним. Никто ничего против не имеет. Но чувствительные читательницы принимают за чистую монету. Одна ловкая дама обманула издательство. Придумала несуществующую болгарскую писательницу и опубликовала свое под маской переводчицы. Дело выгорело. Валят, как на мертвого. А куда изящны были мистификации прошлого. Черубина де Габриак, Луиза Лалан. Повести Белкина. Козьма Прутков, наконец.

Чарли Кордон грубит Татьяне по поводу и без повода. Ей только ленивый не нагрубит. Ты-то что тусуешься? старая женщина, сидела бы дома. Это пятнадцать лет назад. Что бы он сказал теперь. А рядом с Чарли загорелая Ирина Тредиаковская. У ней в паспорте пять официальных разводов. Приглашает Татьяну к себе на «дачу», в деревню Коновязево. Татьяна едет с тяжелой тележкой консервов. На автобусе, мимо бело-голубых колоколен, напоминающих гжельский фарфор. Собралась надолго, простая душа. Оказалось – дом у дороги. День и ночь идут лесовозы со стороны Касимова и Тумы. Ирина в комнате, Татьяна в сенцах на досках. Изба дрожит от проезжих тяжелых машин. Ирина только что поменялась. Еще не оформила до конца обмен. Неудачно поменялась. Но в глубине сада есть столик, там можно писать. Сама Ирина спит до трех часов дня и бранится, когда Татьяна стучит на кухне посудой. Крепко бранится.

Ходят купаться на бетонный котлован. Кругом пусто, но Ирина требует, чтобы обязательно в купальнике. Говорит: пойдут по деревне разговоры - де у тетки Ирины всякое непотребство. После Ирина идет писать на компьютере свою прозу о превращении Муму в человека. Соседка сидит на крыльце, шепчет: «Нынче Казанская грозная…» И в подтверждение идет чернущая туча. Татьяна бродит вдоль осушительной канавки. Видит: русалка на ветвях сидит. Без купальника. И чтоб нырнула в канавку или спряталась за куст – такого нет. Сидит, как будто так и надо. Татьяна развернулась – и скорей во двор. Бог ее знает, русалку, что у нее на уме.

Ирина на крыльце пишет, пишет в ноутбук. Говорит новость: уезжает оформлять обмен. Оставить Татьяну здесь одну не может. Люди скажут: еще не купила, а уже сдает. Всего два дня прожила Татьяна у Ирины. Пошла искать пристанища. Не здесь, где дома при дороге трясутся. По пустынному асфальту мимо котлована. Похоже, тут сто лет не ездили. На обочине домик – чистенький, голубой, за новой изгородью, под мятущимися березами. Выглянул хозяин с лицом доморощенного философа. Сказал: не нужно мне. Пошла вглубь деревни. Оказалось – деревня мертвая. К крылечкам не подойдешь: заросло колючим кустарником. Зашла сзади. Стены проломлены, полы провалились. Электричество давно отключено. Люди уехали. Уехала и Татьяна с консервами, которые разборчивая Ирина отказалась есть. В Москве позвонила даме, у которой обычно останавливался Вадим Леонтович, наезжая из Костромы. В Костроме у него квартира на улице Нижняя Дебря. Сам поднял трубку. Говорит: «Русалка! подумаешь! У меня деревня называется Русалки. Там на каждом шагу. Я сейчас туда, не на свою Дебрю. Поехали со мной». И легкая на подъем Татьяна собралась в минуту.