Ибрагим Аль-Куни - Бесы пустыни

Он достиг первого холма.

Поставил верблюда на колени и оставил его так у склона холма. Вначале тот покорно сидел на коленях и принялся жевать жвачку, вздымая свою длинную изящную шею к востоку. Но потом зверь неожиданно поднялся на ноги, оглядываясь кругом в беспокойстве и тревоге. Тогда человеку пришлось вернуться к своему товарищу и вновь посадить его на колени. Затем он связал две его передние погрузившиеся в пыль длинные лапы веревкой, свитой из козьей шерсти. Подождал, пока его спутник не избавится от напряжения и не перестанет нервно вздергивать головой.

Потом он добрался до второго холма.

Диск солнца совсем приблизился к обнаженному телу равнины. Излучал лавины яркого света. Марево расползалось в половодье полуденного пламени.

Он остановился и прочел заклинание на непонятном языке. Языке джиннов, дедов и кладов. Замер на мгновение. Весь покрылся потом. Повернулся направо. Широкими шагами пересек ров. Один шаг. Два шага… три… четыре… пять, шесть, семь. Затем он опустился на колени на кучку пепла. Собрал пригоршню и рассеял ее над своей обмотанной чалмой головой. Принялся копать. Копать… копать…

Копал он день и ночь, не обращая никакого внимания на своих противников, наблюдавших за ним в открытую с соседних холмов. Сделал передышку и забылся сном на несколько часов. Проснулся на следующий день к вечеру и продолжил свое копание в земле. Он отбрасывал пыль руками, а песок относил подальше в сторону в кожаном мешке. Затем стал использовать махрийца, нагружал его всем, что попадалось: пылью, пеплом, песком, гравием. Не прекращал своей сумасшедшей работы, пока почти не наткнулся на прочную каменную плиту. Он поднялся, возвел руки к небу и прочитал фатиху, благословляя своего почтенного деда. Потом вновь преклонил колени, заботливо очищая от праха круглую каменную плиту. Сердце его трепетало и, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, лицо омывал струящийся ручьем пот. Бездна приоткрыла свою мрачную унылую пасть, и жерло заблестело тонким мраморным кольцом, отполированным бечевками и хранящим меты и следы тысячелетий. Он оттащил плиту в сторону, снял ее прочь с жерла. Наклонился над темной пастью. Где-то на далеком дне внизу что-то блеснуло. Он взял камешек, метнул его в пропасть. Прошло некоторое время, прежде чем он услышал звук падения в воду. Он покопал вокруг полированного кольца. Вот она, роскошная грудь. Набухший мраморный сосок Сахары на поджаром и увядшем торсе Земли, терпеливом, усталом, дарующем. Солнце высосало из нее всю свежесть и саму жизнь. В незапамятные времена сюда упала звезда, и забил источник.

Охотники за золотом все поняли раньше него и повернули назад. А внук все копал и копал землю вокруг, изрыл всю ложбину меж двумя холмами, пока не явился к нему в гости призрак одного из путников. Он снял тяжелые мешки с его верблюда и опутал ему бечевкой передние ноги. Дело близилось к вечеру, на небе показался бледный лик луны. Внук был поглощен приготовлением чая, а одинокий кочевник произнес:

— Не утруждай себя, сынок. Пришел час тебе остановиться и восславить господа.

Внук долго вглядывался в лицо пришельца. Пытался уловить то скрытое выражение, что заметил в его глазах. Глаза смотрели в пустоту, как смотрят глаза слепого.

— Ты предсказатель? — спросил он.

— Всякий, кто кружил по Сахаре, меняя стоянки, есть предсказатель. Предсказатель — каждый, кто связал свое сердце с Сахарой.

— Я остановлюсь только тогда, когда нападу на наследство. Мой дед — человек серьезный. В жизни не шутил. Слава о нем не умолкает во всем Ахаггаре.

— Серьезный. Серьезный больше, чем следует.

— Он насмеялся надо мной?! Вместо сокровищ я наткнулся на колодец! Что это, как не насмешка?

— Так ты что же, не понял намека?

— Какого намека?!

Путник повис на луне. Во всем облике его сквозило смирение. А в стеклянных глазах — пустота и туман. Сказал:

— Он передал тебе в дар редчайший клад. Он подарил тебе жизнь, а ты ищешь зловредных сокровищ!

Сахару поглотила пропасть спокойствия. Оба верблюда пережевывали жвачку и вернулись из пропасти к жизни.

— Разве может быть такое, — спросил себя внук, — чтобы мой дед пожертвовал своей жизнью ради того, чтобы какой-то колодец на просторах Азгера оставался главной его тайной? Я не могу поверить.

— А разве твой дед — тот человек, что разработал весь этот план? Во всяком случае… — здесь пришелец помолчал немного, потом продолжил: — Если он был человек достойный, так осведомлен был о тайне. А если был человек алчный, то и помер в неведении. Однако, все это ничего не меняет в деле. Он подарил тебе самое ценное сокровище в Сахаре. Возблагодари же твоего Господа!