Она отложила в сторону свою сумочку со шприцами. И опять палец ее лег тебе на губы.
— Молчи, — сказала она совсем тихо.
— Не могу молчать! — дернулся ты, но почувствовал, что вторая ее рука уже расстегивает на тебе следующие пуговицы.
Она была чудодейственна, эта ее рука. Ты прямо замер от ошеломления, а она пришла к тебе, как старая знакомая, и довольно легко попала туда, куда стремилась. Это была музыкальная, виртуозная рука. Она делала тебя сильным. Она давала тебе надежду.
Ты скорее почувствовал, чем увидел, как Галя сбросила жакет и рубашку. Она ползла по тебе, как королева змей. Ты весь был обвит ее телом, ты нырнул в него, как в волну, роскошествуя в головокружительно-возбуждающем ее шипении. Ее губы путешествовали по тебе, как по лесу. Они побывали всюду. Но рука! Продолжала делать свое дело, и ты сомкнул веки и задышал порывистей и тяжелее.
— Молчи, — шипела королева змей.
Ныряла в тебя все глубже и глубже. Пахла водкой. Пахла дождем и травой. Ты оставался неподвижным и в то же время уже плыл куда-то. Да, это были волны. Наконец, рука, эта ее рука, уже вынырнула из глубин и, как ослепительная птица перелетев над твоей грудью, заночевала в волосах. Только тогда ты вспомнил, что у тебя тоже есть руки. И они начали свое путешествие. Это было соревнование рук — твоих — еще таких неумелых и непослушных, и ее, чудотворных, теплых и щедрых. Она помогала тебе каждым своим движением, она текла навстречу тебе, пока вы вдвоем не освободили ее от лишней одежды.
— Я с ума схожу от тебя, — прошептал ты.
— Молчи, — повторила она.
Слова могли только навредить. Им не было места. Они были совершенно никчемными. Они ничего не означали. А слова должны что-то означать.
Наконец она тихонько вскрикнула. Это было еще только начало, но ты уже видел тьму, прошитую молниями. И поэтому она делала все, чтобы ты выдержал. Она любила каждую, самую маленькую частичку в тебе, она почти пела об этом своим неустанным «молчи, молчи», и уже трудно было догадаться, кто кем жертвует — так самоотверженно приносила она все, что могла. И ты увидел светлую дорогу неведомого жаркого дня, ты почувствовал жару, почувствовал, что тонешь, исходишь чем-то нежным и белым, ты сделал последнее усилие и покрылся белым цветом, словно райский куст, и наконец утонул в таком неимоверном море нежности, глубже которого уже нет ничего, ничего, ничего….
— Я принесла тебе плащ, — сказала она через минуту, уже почти одетая. — Я постирала и высушила его.
Она подала тебе сероватый сверток, раздобытый откуда-то из полутьмы.
— Благодарю, но зачем он мне? — кисло улыбнулся ты. — Хочешь, чтобы те паскуды разодрали его своими страшными резцами?
Она присела рядом с тобой и закурила.
— Расскажи мне все-таки, в чем дело? Что за эксперименты вы тут проводите? Почему именно ты? Почему ты с ними?
— Я не виновата. Я хотела заниматься своей наукой. Змеями, ядами. Они дали мне такую возможность.
— Есть ли у меня хоть какие-то шансы? Смогу ли я оказать крысам надлежащее сопротивление?
— Для чистоты эксперимента я должна была ввести тебе некоторые вещества. Они парализуют. Через недолгих двадцать минут после укола ты превращаешься в растение. Речь уже идет, собственно, не о тебе, а о том, как подействуют в дальнейшем эти вещества на крыс. Ведь они — такие же живые организмы, подвластные определенным биологическим законам. Понимаешь, в последнее время режим все меньше надежд возлагает на армию. На милицию, впрочем, тоже. В случае обострений и силовых столкновений он может жестоко просчитаться. Громадные крысы, выпущенные на демонстрантов, — это нечто более действенное, не правда ли?..
— И ты принимаешь участие в этом преступлении?
— Мы каждый день принимаем участие в каком-то преступлении, любимый. Сами того не понимая. Но в том, о котором ты говоришь, я еще не задействована.
— Ты не будешь меня колоть, милая? Дай мне возможность погибнуть не растением. Я буду бить их ногами, пока смогу. Конечно, у меня повреждено колено, но я хотел бы держаться до последнего… Кстати, я не слишком больно ударил тебя сегодня?
— Пустяки. Я сама была во всем виновата. Я первая начала. Ты только защищался.
— Прости, что я принес тебе столько страданий.
— Я очень не хотела, чтобы ты уходил. Но теперь это уже не имеет значения. Тебе хоть иногда, хоть немного было хорошо со мной?
— Мне было чудно.
— Мне тоже.
— Спасибо, милая. Ты моя последняя большая любовь.
— Тебе так только кажется. Через несколько минут ты совсем забудешь обо мне.
Читать дальше