Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06

Далее, получив слово, Вадим Петрович Михалев освещал тему «Актер Шукшин». Перечислив психологические типы характеров, он отнес Шукшина к типу фаллического дара, тяготеющего к постоянной публичности, выраженной в пословице «На миру и смерть красна». «Ни у одного народа нет такой пословицы, только у русского народа. Даже в Японии, — добавил он, — где много пословиц, схожих с русскими, ничего похожего я не обнаружил».

Струсил я тогда произнести другую пословицу, которой нет у других народов, но мне уже дважды председательствующая делала замечания, и я удержался. Привожу пословицу: «Бойся друга, однажды прощенного, и жида крещеного».

Михалев развенчивал «публичность» героя Шукшина, ссылаясь на труды Фрейда. В итоге, возвращаясь к определению «фаллический дар», других, более глубоких мыслей в отведенное ему время психолог озвучить не сумел.

Кирилл Эмильевич Разлогов, начиная речь, ниспослал хвалу Арабову. Говорит раскованно — чувствуется лекционная натренированность. А какая «глубина» мысли! Феномен Шукшина он признал равновеликим с певичками «Тату» и на полном серьезе утверждал: «Стоит подумать о создании международного семинара, пригласив на него авторитетных критиков (видимо, ему равных. — А. З.), где-нибудь в Центре Помпиду, или в другом Еврограде, или в Японии, и проанализировать природу долговременного интереса зрителя к криминальной романтике „Калины красной“ и группе „Тату“…».

Мне пришлось говорить после Разлогова. Говорить не хотелось. Я развернул рулон с панорамой последних Шукшинских чтений. Сообщил, глядя только на Разлогова: «Даже местная пресса врала, объявив, что чтения посетили более 2 тысяч. А на полутораметровой панораме (компьютерная технология помогла из 11 слайдов составить) можно подсчитать — за 30 тысяч перевалило. А ведь люди приехали без командировочных — из Молдавии, Приднестровья, Сахалина, Мурманска. И ведь никто к вашим семинарам прислушиваться не станет».

Разлогов встал и, пятясь, удалился… Я вслед ему: «Разве это по-русски?». Поднялся и психолог Михалев. Ведущая, проректор ВГИКа А. Н. Золотухина, вступилась за них: «Люди занятые… лекции…».

Я говорил об изобразительных установках фильмов Шукшина, над которыми я работал. После меня говорил Владимир Крупин. Свое слово он сам обнародует скорее меня. Оно звучало как молитва на тюремном дворе. Арабов еще сидел рядом, заискивающе и фальшиво осуждая болтовню «специалистов». «Так что же, его отравили?» — вдруг спросил он шепотом, сам же мне и ответил. Ну… это было со слов Алексея Ванина, которые и я слышал впервые. «Мы несли цинковый гроб на аэродроме в Волгограде, а когда в Москве сгружали и везли в Склифосовский морг, он был рвано изрезан, а деревянный гроб был мокрый, и из него текли струи. Я много на своем веку таскал гробов, но чтобы столько жидкости было в цинковом ящике, не видел, а в деревянном гробу еще больше.» — «О запахе он ничего не сказал?» — «Спросить никто не решился».

Долго еще длилась конференция. Говорили культурологи, киноведы. Не все и успели получить слово…

Несколько раз повторялось, что Шукшин был секретарем комитета комсомола ВГИКа. Да Боже, неужели во ВГИКе так изничтожили архив отдела кадров? Посмотрите в архивах партбюро. Шукшин с первого курса в партбюро избран. В партию принят в Севастополе во время службы на Морфлоте. Не будь Шукшин активным партийцем, его на первом году «схарчил» бы товарищ Ромм. Партия была броней, за которой Шукшин и удержался на первых порах обучения киноделу. «Ноги бы унести поскорее из родной альма-матер. Зарекаюсь, никогда больше здесь не появлюсь».

А закончились речи, и налетели студенты. Глаза весело-заискивающие, горящие интересом, неравнодушием. Парни кружком, больше молчат, шустрее девчонки: «Мы влюблены в вашу верность шукшинскому пути и киноделу. Многое понятнее видится в его судьбе и планах. Приходите. Нам ведь с текстами Шукшина трудно запуститься, утвердиться, помогите. Можно вам звонить?» — «Ох, редко в Москве сижу. Бывать бы еще реже, больше было бы пользы…».

Студенты возвращали мне надежду.

По существу темы я могу говорить только о двух фильмах, над которыми я трудился.

Приступая к работе над фильмом «Печки-лавочки», Шукшин обсуждал со съемочной группой изоряд конкретно: «Обратите внимание, в советских фильмах, даже самых идейных, многие сцены снимаются на фоне церквей, для красивости. Давайте обойдемся без них в нашей картине». И их нет в «Печках-лавочках». А в «Калине» в финале эпизода встречи с матерью появляется обезглавленная колокольня, и действует она на зрителя подсознательно. Живы еще редакторы и мастера, требовавшие «выстричь акценты» на колокольне, изменить зрительный ряд. Меня он всегда просил снимать репетиции и чувствовать, когда случается оживление на бумаге записанных слов — «тогда и торопись положить сцену на пленку». Сцена вечеринки в доме Байкаловых, когда поет Саранцев, вся снята во время репетиции.