Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06

Равнодушие или беспутство не гонит нас действовать — разом окоротить желающих стащить памятник к дороге?!. Мы — вооруженные смыслом памятника на вершине холма, который емко выразил на чтениях в своем выступлении СОВЕСТЬ РУССКИХ ЛЮДЕЙ нашего времени Валентин Григорьевич Распутин!..

Весной 2003 года в молодом петербургском издательстве «Росток» вышло собрание автобиографических материалов, статей и писем великого русского поэта Николая Клюева «Словесное древо» (вступительная статья А. И. Михайлова, составление и подготовка текста В. П. Гарнина).

Издание такого рода появилось впервые. В полный голос звучит с его страниц клюевское прозаическое слово, до того почти неизвестное читателю-неспециалисту. Наконец-то воздано должное безвинно расстрелянному в 1937 году поэту, чьё имя и творения насильственно замалчивались многие десятилетия. Произошло подлинно значительное событие: для людей, которым по-настоящему дорога исконная русская речь, открылась (пусть и с немалым опозданием) возможность погрузиться в уникальную словесную купель, имя которой — проза Николая Клюева.

Это событие смогло произойти прежде всего благодаря деятельности составителя и комментатора книги — В. П. Гарнина. Достойно уважения, что этот человек, в начале 1990-х годов ставший после тяжелой операции пожизненным инвалидом, сумел найти в себе силы подготовить к печати два тома произведений Клюева («Словесное древо» и собрание стихотворений поэта «Сердце Единорога»). Но не только. Отыскав деньги на издание, он довёл эти книги до выхода в свет, начиная от собственноручного копирования и перепечатки всех текстов Клюева до вычитки всех корректур. Это дело без преувеличения стало делом всей жизни В. П. Гарнина.

Однако уже в начале отклика на «Словесное древо» ( Азадовский К. О беловых автографах // Вопросы литературы. 2004. № 5, с. 344–367) слова дело всей жизни , отнесенные к В. П. Гарнину в связи с выходом этой подготовленной им книги, взяты рецензентом в (на мой взгляд, абсолютно неуместные) иронические кавычки.

Побудительные мотивы к этому прояснятся ниже… Здесь же напомню, что К. Азадовский внес значительный вклад в поиск, публикацию и изучение творческого и эпистолярного наследия Клюева в 1970–1990-е годы. Его перу принадлежит первая биография поэта (два издания: в 1990 и в 2002 г.), а его имя — один из тех (пользуясь его собственной терминологией) «брэндов», которые, явственно обозначившись уже в «перестроечные» дни, в постсоветское время укрепились еще заметнее.

Словом, такому знатоку вроде бы и книги в руки…

Однако отклик К. Азадовского начинается с подчеркнутого отказа от разговора о творчестве самого Клюева вообще. Имя автора «Словесного древа» как творца возникает лишь в самом начале рецензии, да и то не само по себе, а в краткой полемике с концепцией творческой личности поэта во вступительной статье А. И. Михайлова к книге. А затем — пристально и с пристрастием — рассматриваются лишь результаты работы В. П. Гарнина как текстолога и комментатора. О такой расстановке акцентов можно, конечно, посожалеть (как, впрочем, и о том, что человек, никогда не читавший других статей К. Азадовского и его книг о Клюеве, из содержания рецензии может заключить, что для ее автора, как говорится, «важен не Шекспир, а комментарии к нему»). Но — что имеем, то имеем…

С самого начала в рецензии появляются формулировки типа: «С юридической стороны всё, кажется, чисто» и т. п. (такая лексика, пожалуй, более пристала, например, состязателям-юристам на судебном процессе, чем учёному-филологу). Постепенно прокурорский тон набирает силу. Оспаривая ремарки «Печатается по беловому автографу», которые В. П. Гарнин дал в комментариях к ряду писем Клюева, рецензент (ещё до изложения доказательных аргументов, т. е. с порога) выдвигает обвинение: «…Гарнин — вопреки им написанному — вовсе не обращался к архивным оригиналам» (здесь и еще дважды ниже курсив мой. — С. С.). Однако буквально через несколько слов обвинительный накал несколько понижается: «Это относится, во всяком случае , к письмам Клюева Блоку…». И только затем выясняется подоплёка прокурорского пафоса рецензента, — он обнаружил, что «в „Словесном древе“ сохранены практически все неточности», которые были допущены им самим при первой публикации упомянутых писем (Литературное наследство. М.: Наука, 1987. Т. 92. Кн. 4; далее — «ЛН»).