Array Журнал «Наш современник» - Наш Современник, 2005 № 06

Длилась она целых пять часов. Потом до третьих петухов заснуть не мог. Зачем пошел? Думал, слушая выступления, а окончились, не жалею, вспоминая взыскующие глаза немногочисленных на конференции студентов. Профессора, пользуясь наукообразной терминологией, анализируя творчество Шукшина, сошлись на формулировке — «криминальная романтика». Зав. кафедрой драматургии Ю. Н. Арабов кроме «розового» фильма «Живет такой парень» (спасибо, что не голубого) во всем творчестве выделил алкогольную вину перед репрессированным отцом и Родиной, даже ссылался на «комплекс Павлика Морозова». Все должностные киноведы, говоря о Шукшине, непременно адресуются к Тарковскому, впрямую или подтекстами подводя: он-де высшая кинокультура, а Шукшин — лапотный натурализм, и говорить-то не о чем. Никто не упомянул Шукшина как писателя. Пробегитесь по крохотному рассказу «Дядя Ермолай», он один о характере сибиряка говорит глубже и емче многих фильмов. Потому не убывает у Шукшина читателя, и плевать ему на нелестные оценки «знатоков».

Изобразительность его лент сродни живописи Федотова, Перова, а вот с «иконой» XX века «Черный квадрат» аналогий никак не просматривается.

В подтверждение своего «обобщающего» суждения о Шукшине Арабов привёл случай житейский. Еще мальчишкой гулял он с мамой на ВДНХ, навстречу молодой мужик с детской коляской. Мама говорит: «Смотри, сынок, вот гениальный человек, на студии Горького работает, но он пьет». «Я внял маме и никогда не пью, — с легкой усмешкой сказал Арабов. — Гениальным не стал, — пококетничал мэтр, — но достиг кое-чего. Кафедра драматургии, понимаете, говорит за себя. А в младые годы я подрабатывал уборщиком нечистот, где уже ветераном трудился друг-сокурсник Шукшина Валентин Виноградов. Он-то многое знал и поведал о Шукшине».

Я не утерпел: «Кто такой Виноградов?» — «Он настоящий человек, — изрек Арабов и продолжал: — У Шукшина ощущение вины и тоска по Родине во всем творчестве, особенно ярко проявляющаяся перед расстрелянным отцом, она (вина) одного корня с Павликом Морозовым. В его творчестве светлое отношение проявлено только к женщине-матери. Все остальные персонажи так или иначе ущербны. Своим творчеством Шукшин, и в не меньшей степени Николай Рубцов, констатирует угасание русской нации. Спасут угасающую русскую нацию многомиллиардные дотации какого-нибудь международного сообщества для двух-трех поколений русского люда и сильная кровь и организованность еврейского племени. Других выходов на горизонте не просматривается», — так в глубокой тишине закончил зав. кафедрой драматургии Ю. Арабов свою думу о русском спасении.

Словно какой-то морок накатил мне на глаза. Почудился профиль огромного ворона, вещающего на русском языке. И сегодня мурашки по спине бегут при воспоминании о профиле говорящего Арабова. Зал молчал и не реагировал…

Никак не выходит из головы: как же можно так все перевернуть? Шукшин — Павлик Морозов?! Живо вспомнилось, как в институте преподаватель монтажа давал нам копировать срезки смытого (запрещенного) фильма Эйзенштейна «Бежин луг», славящего подвиг Павлика Морозова. Шукшин, посмотрев отобранные мной крупные планы персонажей фильма «Бежин луг», спросил: «Зачем ты все это собрал? Посмотри, какая собрана Русь в альбоме Дмитриева… а фильм Эйзенштейна — „агитка“, разрушающая семью… При чём тут несчастный Павлик?».

Да, о Валентине Виноградове. Коренной москвич, один из перспективных студентов мастерской М. Ромма, в которой учились А. Тарковский, В. Шукшин, Рабинович (Митта). Я, учась на 4-м курсе операторского факультета, снимал курсовую работу Виноградова по рассказу Серафимовича «Две смерти». Материал давал надежду появиться работе. Посмотрев отснятое, Михаил Ильич принял не прошедшую по конкурсу на актерский факультет Аллу Евдокимову, снимавшуюся в работе Виноградова (сегодня она заслуженная артистка Малого театра). Однако появилась идеологическая установка — борьбы с космополитизмом. В рассказе затрагивалась тема белого движения. Виноградову не дали закончить ленту. Он уехал в Белоруссию, получив там возможность снять диплом, а потом и две полнометражные ленты. Наработал уже солидный авторитет на «Беларусьфильме», чего не желали мэтры студии. Его высказываний с лихвой хватило, чтобы обвинить его в безыдейности, а еще круче — в антисемитизме. Скоренько он был выброшен из сферы кино, получив возможность трудиться дворником. Вот на этой должности и назвал его «настоящим человеком» зав. кафедрой драматургии ВГИКа.