Владимир Масян - Игра в расшибного

Чуя желанное, истомлённое мужское естество мутило разум. Он не спустился, а слетел, как по стальным поручням на корабле, в тёмное подземелье, не зажигая свечку, выловил первый попавшийся крепкий арбуз и глянул вверх.

Катенька стояла на срубе творила. Озорное весеннее солнце заглядывало через распахнутую дверь сарая и, шаля, просвечивало натянутый подол обольстительницы. У Котьки перехватило дыхание: он увидел то, о чём грезил в беспокойных коротких снах на жёсткой подвесной койке душного кубрика.

Арбуз выскользнул из его рук и плюхнулся в рассол, а Котька, словно бычок на туго натянутой верёвке, задыхаясь и потряхивая головой, стал медленно вползать в ослепительный солнечный свет.

— А где же арбуз? — сквозь гаденький смех спросила Катенька, когда всё кончилось, и она расцепила руки на шее Кости.

А он, оглушённый случившимся, как вороватая мышь, выскочил из сарая и бросился вон со двора. Длинные ноги сами несли его к Волге. Хотелось скорее окунуться в прохладную волну, остудить разгорячённые страстью тело и голову. Он боялся глядеть в лица встречных прохожих, предполагая найти в их взглядах осуждение.

Только в воде нервное напряжение отпустило его. Котька успокоился и стал даже подтрунивать над собой, хотя где-то в глубине души чувство стыда сохранялось. Он проплавал около часа, устал и выбрался на горячий, шершавый бетон, в который заковали правый берег реки, защищая город от большой воды Волгоградской ГЭС.

Лежать без подстилки было нестерпимо, но Костя проторчал на бетонке весь день и только вечером, впотьмах, чтобы никого не встретить, вернулся домой.

Не знал морячок, что чёрт-искуситель уже ходит за ним по пятам.

Через неделю Катенька перехватила Карякина в сквере на бывшей Ильинской, а ныне — имени Михаила Фрунзе, площади, где он любил покурить на скамейке возле деревянного здания детской библиотеки. Здесь, мальчишкой, ловил он по осени больших — желтобоких, с чёрной лентой по животу — синиц, которые стайками обивали семена с засохших стеблей крапивы, репейника и лебеды. Иногда в цапки попадались пролётные крупные гайки — светлые синицы голубовато-пепельного окраса с белыми щеками и чёрным пятном на горле. Охотники до певчих птиц держали синиц в одной клетке вместе с жаворонками или пеночками и малиновками, которые учились, подражая друг другу, свистать разные колена. Послушать чудный хор собирались как на храмовый праздник. И тогда ловцам птиц перепадали богатые угощения.

Теперь его ждали соблазны иного рода. Как не протестовала душа, но Костя должен был признаться, что хотел этой встречи. Поэтому не удивился, когда ему предложили зайти в гости к подруге Катеньки, которая при их появлении вспомнила, что забыла на работе убрать в сейф какие-то бумаги.

Прошло лето. Костя был уверен, что их свидания с Катенькой оставались втайне от знакомых. Но однажды услышал от Веры:

— Дядя Костя, мне почудилось или в самом деле от вашей рубашки Катькиными духами прёт?

Костя опешил и почувствовал, как предательская краснота заливает его щёки и уши.

Вера демонстративно громко втягивала воздух раздутыми ноздрями:

— Из нашего двора только она выливает себе на стриженую макушку полфлакона «Красной Москвы». Ими уж давно никто не душится.

— Много ты понимаешь, — сразу не нашёлся, что сказать Карякин и заёрзал на противно скрипящем диване. — И вообще, — он беспомощно повертел у себя перед носом растопыренными пальцами, — лучше книжки читай, а то вырастишь необразованной дурой, как твой дядя Костя.

— Я, вырасту образованной дурой! — надулась Вера и в большущих вишнёвых глазах её набухли слёзы.

— Нюни-то зачем распускать?

Костя готов был провалиться сквозь пол, лишь бы не продолжать разговор.

— Мы переживаем за вас, а вы чего вытворяете? Стыдно, дядя Костя!

— Кто это — мы? — насторожился Карякин.

— Кто, кто? — захлюпала носом девушка. — Хотя бы я с Людмилой.

— Какой ещё Людмилой?

— А то, вы не знаете!

Котька знал, но сделал вид, что не понимает, о ком речь.

— Ладно, сестрёнка, замнём для ясности! — как можно мягче, примирительно сказал он. — Даю тебе слово, что больше «Красной Москвой» мои рубахи пахнуть не будут.

— А чем будут? — в голос заревела Вера.

«Вопрос по существу», — понурил голову Костя. Его давно смущало, что никакой ясности в отношениях с Катенькой не было. Иногда ему казалось, что она любит его. Но чаще, глядя в холодные глаза, поражался их безучастию, догадывался, что с ним развлекаются.