В письме от 7 января 1891 года Тихомиров поделился с Леонтьевым рассуждениями о интересующем его «еврейском вопросе». Он жаловался: «Плохо дело, Константин Николаевич, с евреями. Они, кажется, форменным образом штурмуют Россию, хотят взять… По совести — не то, что почитаю, а прямо люблю Государя, и Церковь — но прочее — так все ранит, так разочаровывает, так все слабо, что болит сердце и болеть устало! Куда нашим с евреями бороться! Все у них в руках». Отметим, что отношение самого Леонтьева к этому вопросу было не так четко выражено, как у Тихомирова. В то же время оно было и не так нейтрально, как считали исследователи. Например, 4 декабря 1890 г. Леонтьев писал И. Фуделю о том, что для сохранения государственной мощи России, без которой неосуществимо ее религиозное призвание, нужно не только сохранить то деспотическое начало, которое уже было в истории России, «но и создать кое-что небывалое в подробностях (изгнать решительно евреев, сделать собственность менее свободной, а более сословной и государственной и т. п., сосредоточить церковную власть, причем, конечно, она станет деспотичнее)».
Большой интерес у Леонтьева вызвала статья Тихомирова «Социальные миражи современности». Направляя ее Леонтьеву, автор писал, в частности, следующее: «Посылаю Вам мою статью… Это собственно продолжение „Начал и Концов“. У меня еще тогда работа была задумана в трех частях. Не знаю, когда удастся сделать третью. Некогда у нас писать. Странная какая-то пресса. Впрочем, Вы это знаете лучше меня»; и с сожалением констатировал: «О социализме — пришлось скомкать. Предмет громадный и потребовал он вплотную больше мороки». В статье доказывалось, что в случае практического воплощения в жизнь социалистической доктрины новое общество будет построено не на началах свободы и равенства, как это обещают социалисты, а на жесточайшем подавлении личности во имя государства. Тихомиров прогнозировал: «Власть нового государства над личностью будет по необходимости огромна. Водворяется новый строй (если это случится) путем железной классовой диктатуры». Размышления Тихомирова об установлении при социализме новой иерархии и железной дисциплины отвечали прогнозам самого Леонтьева. Последний, к великому удивлению автора статьи, заметил, что если все действительно обстоит так, как описано в статье, то коммунизм будет полезен, поскольку восстановит в обществе утраченную справедливость.
«В Леонтьеве, — замечал Тихомиров, — на эту тему зашевелилась серьезная философская социальная мысль, связанная с теми общими законами развития и упадка человеческих обществ, которые он излагает в „Востоке, России и славянстве“. Он об этом серьезно задумался, ища места коммунизма в общей схеме развития, и ему начинало казаться, что роль коммунизма окажется исторически не отрицательною, а положительною». Леонтьев всерьез заинтересовался возможностью противопоставления радикальных социалистических идей буржуазным. В связи с этим представляется интересным мнение В. В. Розанова, считавшего, что Леонтьев заперся в «скорлупу своего жестокого консерватизма» только «с отчаяния», «прячась, как великий эстет, от потока мещанских идей и мещанских факторов времени и надвигающегося будущего. И, следовательно, если бы его (Леонтьева) рыцарскому сердцу было вдали показано что-нибудь и не консервативное, даже радикальное, — и вместе с тем, однако, не мещанское, не плоское, не пошлое, — то он рванулся бы к нему со всею силой своего — позволю сказать — гения».
В письме от 7 августа 1891 года Леонтьев, поблагодарив Тихомирова за присланные «Социальные миражи современности», отмечал: «Приятно видеть, как другой человек и другим путем приходит почти к тому же, о чем мы сами давно думали». 20 сентября он еще раз вернулся к заинтересовавшей его теме. «Кроме разговоров о службе, я имею в виду переговорить с Вами о другом деле, не знаю — важном или не важном — я на него смотрю так или этак, смотря по личному настроению. Желал бы знать, что Вы скажете о нем. Я имею некий особый взгляд на коммунизм и социализм, который можно сформулировать двояко: во-1-х, так — либерализм есть революция (смешение, ассимиляция); социализм есть деспотическая организация (будущего); и иначе: осуществление социализма в жизни будет выражением потребности приостановить излишнюю подвижность жизни (с 89 года XVIII столетия). Сравните кое-какие места в моих книгах с теми местами Вашей последней статьи, где Вы говорите о неизбежности неравноправности при новой организации труда, — и Вам станет понятным главный пункт нашего соприкосновения. Я об этом давно думал и не раз принимался писать, но, боясь своего невежества по этой части, всякий раз бросал работу неоконченной. У меня есть гипотеза или, по крайней мере, довольно смелое подозрение; у Вас несравненно больше знакомства с подробностями дел. И вот мне приходит мысль предложить Вам некоторого рода сотрудничество, даже и подписаться обоим и плату разделить… Если бы эта работа оказалась, с точки зрения „оппортунизма“, неудобной для печати, то я удовлетворился бы и тем, чтобы мысли наши были ясно изложены в рукописи». Таким образом, Тихомиров получил от Леонтьева предложение написать совместную работу о социализме. Но взгляды двух мыслителей на социализм разделились. Хотя Тихомиров и признавал за социализмом определенные заслуги, он не считал, что в число этих заслуг входит установление диктатуры государства над личностью. В статье «Славянофилы и западники в современных отголосках» Тихомиров даже мягко покритиковал своего уже покойного наставника: «Я лично не имею надобности объяснять свое несогласие с социализмом, неизбежно ведущим к рабскому, антихристианскому строю. Я говорил об этом достаточно в последние годы… К. Н. Леонтьев так и умер, не разобравшись в точных отношениях вполне правильно понимаемого им православия и столь же правильно сознаваемого органического характера социальных явлений».
Читать дальше