Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы

– Виктория угрожала меня выдать.

Даже в темноте было видно, как она переменилась: лицо похудело, волосы стянуты на затылке, глаза провалились. Изменилась и ее манера обхватывать себя обеими руками.

– Я бросила пить, – сказала она и понурила голову.

Хуго не стерпел и расцеловал ее.

– Я пережила тяжкие дни и решила я завязать с выпивкой и вернуться сюда. Тут у меня есть своя комната, еда и жалованье, а там надо мной издевались.

Хуго помнил ее прежние приступы уныния, но такого не припоминал. Марьяна сообщила ему, что вот уже неделю ни капли в рот не брала. Воздержание от спиртного угнетает ее, но у нее нет выхода.

– Я помогу тебе, – сказал он.

– Без коньяка мне жизнь не в жизнь. И радость, и желание жить покинули меня, но у меня нет выхода. Снаружи меня гоняли, будто прокаженную собаку.

Хуго взял ее за руку, поцеловал и сказал:

– Марьяна, не бойся. Я буду делать все, что ты скажешь.

– Я очень тебе благодарна, – сказала она голосом, которого он от нее еще не слышал.

Она сразу же начала прибирать в комнате, мыть пол и расставлять картинки по тумбочкам. Марьяна снова глядела изо всех углов – молодая, гладкая и полная жажды жизни.

– Что ты делал, пока меня тут не было?

– Сидел в углу и думал о тебе.

– Я искала подходящее для нас место, но не нашла. Скиталась от одного к другому, и всюду меня узнавали и гнали меня, а над тобой издевалась эта лицемерка Виктория. Что ты собирался делать?

– Хотел сбежать в лес и искать тебя.

– Герой ты мой!

После полудня она приготовила ему ванну и сказала:

– А сейчас я выкупаю своего мужчину. Я его бросила надолго, а теперь он снова будет мой, – и на миг к ней снова вернулся ее прежний голос, а лицо снова засветилось.

Этой ночью Хуго спал с Марьяной в большой кровати. От ее мягкого тела и ароматов духов он испытывал острое наслаждение. „Ты мой, ты весь мой, мужчины хамы и грубияны, и только ты сильный и сладкий“. И так мановением руки она разогнала тьму, что лишь за несколько часов перед тем почти удушила его.

Но последующие дни не были светлыми. Марьяна все время повторяла, что без коньяка сойдет с ума. Гости на нее не жаловались, но говаривали: „Что с тобой стряслось, куда девался твой огонек?“

Марьяна страдала, и это ощущалось во всем, что она делала. Каждый день она драила комнату, вытряхивала матрас и одеяла. Хуго обратил внимание, что ее движения стали резкими, а когда она закуривала сигарету, пальцы ее дрожали.

Гостями были солдаты и офицеры, и от них Хуго узнал, что теперь война пошла тяжелее и многих солдат послали на фронт. Раз он услышал, как один из солдат говорит ей:

– Завтра нас отправляют на восток. Возьми колечко, на котором выгравировано мое имя. С тобой я провел самые прекрасные часы за всю эту долгую войну.

Услышав такие слова, Марьяна разразилась рыданиями.

– Почему ты плачешь?

– Жалко мне тебя, – ответила она и заплакала еще сильнее.

Как-то вечером она принесла Хуго бутылку коньяка и сказала:

– Ты будешь хранить ее. Не позволяй мне пить больше, чем следует. Я буду пить по чуть-чуть перед утренним сном и по ночам, когда у меня нет клиентов. А ты будь начеку и говори мне: „Марьяна, сейчас тебе пить нельзя“. Ты умница и знаешь точно, когда мне можно пить, а когда нельзя. А я теряю счет. Ты будешь мой счетовод.

Хуго в глубине души знал, что это неблагодарная должность и недалек тот день, когда Марьяна скажет: „Не суйся, не указывай мне, что делать“, но он согласился и сказал:

– Я буду стеречь бутылку, и когда потребуется, стану напоминать тебе.

– Ты мой самый лучший друг, только на тебя я могу положиться.

Той же ночью ему приснилось, что он в поле, усеянном цветами и обсаженном деревьями, и родители сидят с ним рядом. Они ездили в Карпаты во всякое время года, но весна и лето были их любимыми. Они гуляли, любовались видами, сидели на земле и легко закусывали, особенно не разговаривая. Подвозивший их извозчик ожидал их у одного из высоких деревьев. Обычно он выпивал лишнего и был навеселе.

По дороге домой он подшучивал над евреями, которые не пьют и всегда сохраняют трезвость ума.

– Здравомыслие, чтоб вы знали, доктор, – обращался он к папе, – не всегда помогает в жизни. Здравомыслие портит вкус жизни. Выпьешь три-четыре рюмашки, и сразу мир вокруг становится лучше.

– Излишняя выпивка вредна для здоровья, – отвечал папа.

– И тот, кто заботится о здоровье, в конце концов заболеет.