Вячеслав Бутусов - Виргостан

Герральдий стирает с лица земли начерченное заходящее солнце и возвращает палочку Верике:

– Ночью я вернулся туда. И что ты думаешь?

Герральдий пристально вглядывается в стекляную почву под ногами.

– Ночью их стало много. Много разных сияющих крестов различной величины и оттенков. В основном золотисто-желтые и серебристо-зеленые. Они неподвижно висели в черном воздухе. Не было заметно ни растительности ни пруда. Только множество отсветов и сменяющие друг друга отзвуки. В этом всём была какая-то тайна, завесу которой я нечаянно приподнял.

– И?!

– И огни опять исчезли.

Герральдий окунает палец в чай и выставляет каплю на свет. У Верики начинают слезиться глаза. Герральдий расплывается влажным пятном.

– Предстоит большая головомойка. И вот тебе мое доброе напутствие, дружище. Не забивай себе голову всякой чепухой!

– Дружище, это кто-то очень большое?

– Да.

– Герральдий?!

– Слушаю тебя, Верика.

– Ятебялюблю!

Верика нутром чувствует растительный запах, окружающий ее. Герральдий поворачивается лицом к Верике, представляется травой и начинает заботливо шелестеть. Он очень гордится своей преданностью Верике.

Близится час окружающей действительности…

Иногда меня буквально озаряют нимбы отсветов, и кажется, что я близок к совершенству. Но у совершенства нет границ. И как только я приближаюсь к мнимому совершенству, оно тотчас растворяется, словно мираж. Или же я незаметно растворяюсь в совершенстве.

Герральдий наблюдает в астроскоп звездные карты Верики:

– Представь себе! Я опять вижу совершенство! – говорит Герральдий, не отрываясь от трубы. – Но стоит мне перевести взгляд, и я обнаружу, что это кажущееся близким находится в отдалении, исчисляющемся великим множеством световых веков.

Герральдий отвлекается от окуляра и видит на расстоянии вытянутой руки улыбающуюся Верику. Он находит Верику очень нарядной и делает ей учтивый комплимент:

– На прогулку?

– Нет, просто я в трулле, – указывает Верика на пищащих гигиеновых щенков.

Герральдий подходит к окну в позолоченной раме и бросает взгляд на объединенную радугу.

«Вот если бы еще разок выйти к водопаду, погрузиться в облако брызг и раствориться ненадолго, – мечтательно читает собственные мысли Герральдий, – но нет. Я дал себе слово – никаких фокусов!»

«Удивительно, как взрослый человек может позволить себе подобные шалости – взять и просто-напросто уйти в полный спектр?» – размышляет, следуя за ним, Верика.

После чего упирает руки в боки, для большей убедительности, как это умеет делать Хопнесса, и добавляет вслух:

– Ты читаешь мысли для провождения времени?

– Ну что ты, что ты! – смущенно отчтокивается Герральдий.

Его трубка издает мирное посапывание. В тишине дымовой завесы слышен звук изымаемой шпаги. Вжик! В воздухе повисают два голубых змея. Один – без хвоста, другой – без головы.

– Герральдий! Любезный! Уже пора прекратить эти языческие биостимулирования.

Герральдий сворачивает мысленное чтение.

И все-таки близится час согласия и смирения…

. . .

– Я вернулся, – торжественно отчитывается Герральдий, козыряя форменной фуражкой.

– Я тоже! – весело подхватывает Верика.

– Где же ты была?

– Я была там, где все такие, как я.

– А я, судя по-всему, был там, где все – такие, как я.

Герральдий показывает на лбу огромную шишку.

– Ты столкнулся с прилобиями?

Входит Геогриф с емкостью воды:

– Холодно тут у вас! – и застывает в непроизвольной позе.

Из книги доносятся недвусмысленные намеки:

– Ой, а у нас-то тут жарко как в бане.

Верика соскабливает с пола превосходные ледяные блинчики:

Первый блин Верика кладет на голову Герральдию, остальное отправляет в бездонную рукопись.

– Фиксируем! – слышатся изнутри повизгивающие дисканты.

На внешней стороне переплета выступает резкий конденсат. Виден пар, проникающий наружу сквозь щели, слышны отдаленное шипение и гулкие голоса, как в просторном помещении. Интонация голосов одинаково невнятна, но постепенно кряхтение приобретает оттенок удовлетворенности, и запотевшая книга умолкает, размякнув и отдуваясь.

– Ну как, полегчало? – сочувственно спрашивает Верика и протягивает глиняную птичку.

Герральдий с облегчением дует в свисток. Верика понимает его и без слов, а также умеет разрядить атмосферу.

Предшествовавший час вынуждает Герральдия впасть в некоторые размышления, но он стряхивает их с себя, как собака воду, и принимается глазеть на огонь, подбрасывая в камин шишки. Вспыхивают небольшие пламенья. Одни огоньки плавно раскачиваются, другие – мелко дрожат.