Филипп Майер - Сын

Хорхе чуть не оторвал себе руку, яростно заводя автомобиль, а до выезда из города нас сопровождал полицейский эскорт. Они посоветовали нам проехать сегодня как можно дальше, потому что воскресенье, люди отдыхают. Никто ничего не знает про Марию.

13 августа 1917 года

Поехал в Сан-Антонио, в агентство Пинкертона.

— Вы хотите, чтобы мы обыскали всю Мексику?

— Именно так.

— Это невозможно и с финансовой точки зрения, и с практической. Там идет война.

— Назовите цену.

— Сто тысяч долларов.

Я промолчал.

— Вы сказали, что хотите, чтобы мы обшарили целую страну, — ловлю вас на слове. Можно обойтись десятой частью.

— И результат будет тот же?

— Полагаю, результат в любом случае будет примерно тем же.

— Тогда сделайте это.

— Ваша семья всем известна, но… — Он опустил глаза.

— Моя семья не должна об этом ничего знать.

— Я просто хотел сказать, что деньги нужны вперед, мистер МакКаллоу.

Я вытащил чековую книжку; эти деньги я откладывал для себя, все, что удалось скопить. Подписав чек, я никогда не стану свободным.

— Сейчас я выдам восемьдесят тысяч. Остальное на следующей неделе.

— Просто чтобы вы знали — это напрасная трата денег. Вилья орудует на Севере, Карранса и Обрегон — в центре страны, Сапата захватил Юг. Даже если она до сих пор… в добром здравии, найти ее будет невероятно трудно.

— Я отдаю себе в этом отчет.

Я подписал чек. Капля пота слегка размазала цифры.

— Вы уверены, что хотите, чтобы я это принял?

18 августа 1917 года

Салли спросила, когда я уже намерен угомониться и смириться с ситуацией. Я ответил, что каждый день молюсь, чтобы ее «паккард» свалился в кювет. Она рассмеялась, пришлось уточнить, что это не шутка.

Взяв себя в руки, она объявила, что намерена половину времени проводить здесь, а другую — в Сан-Антонио, просто ради приличия.

Днем она явилась ко мне в кабинет с бутылкой холодного вина и двумя бокалами. Призналась, что она, конечно, не идеал жены, но и я не ангел. Она хочет начать все заново. Как бы вторая попытка.

Я ответил, что не желаю видеть ее, ни сейчас, ни когда бы то ни было, что я скорее пересплю с гниющим трупом.

— Ты провел с этой девкой всего месяц. Пора взрослеть.

— Единственный месяц в жизни, когда я был счастлив.

— А как же мальчики?

— Мальчики меня ни в грош не ставят. Ты их так воспитала. Ты и мой отец.

Она швырнула бокалы об пол и встала в дверях, как прежде Мария. После ее ухода я разглядывал осколки стекла и размышлял, как славно было бы вонзить самый острый прямо ей в горло. Потом меня затошнило. Я давно иду по твоим следам, и они обернулись следами чудовища.

Мария была слишком большой роскошью для меня. Как фрукты вне сезона — повезло, но ненадолго.

19 августа 1917 года

Они похоронили меня заживо.

1865–1867

Лучшие люди Техаса погибли или покинули штат, зато вернулись те, кто вел здесь хозяйство до войны. Плантаторы оплакивали утрату рабов, но сохранили свои земли, чистокровных скакунов и огромные дома. Конечно, гораздо романтичнее бросать лассо на шеи бычков, чем собирать хлопковые коробочки, но в целом репутация нашего штата как царства скотоводов несколько преувеличена. Говядина всегда была бедным родственником хлопка, а через тридцать лет после открытия первого месторождения нефть свергла с трона и Белого Короля.

Я вернулся в дом судьи, но с трудом выносил городскую жизнь: повсюду раскатывали в экипажах важные дамы и господа; коммивояжеры и юнионисты визгливо проповедовали на каждом углу. Здесь все становилось таким же, как в старых штатах: соседи совали нос в твои дела, за кого ты голосовал, да в какую церковь ходишь, и я подумывал прикупить участок ближе к горам, где граница пока была прозрачна, хотя судья был категорически против, прямо насмерть стоял. Я говорил ему, что команчи удирают оттуда, это лишь вопрос времени. И вообще нам необязательно туда переезжать, можно просто купить. Но судья рассудил, что искушение будет слишком велико, и, видимо, был прав, потому как я частенько сиживал на террасе, вспоминая Неекару и Эскуте, и все прикидывал, не отправиться ли на их поиски. Они, скорее всего, уже пребывали в Туманных Землях, но если бы не Эверетт, я бы оставил Мадлен все свои деньги и бросился в прерии.

Пустое и праздное было время. Я растолстел, заматерел, штаны не сходились на животе, да и нос стал красно-сизым. Судья приставал, чтоб я шел на службу, но деньги мои лежали в банке, и я был твердо намерен заставить их работать на меня — как это принято у аристократов. Попробовал выкупить отцовские земли, там теперь стало спокойно, да их уже поделили на четыре участка, и новые владельцы не намерены были расставаться с имуществом, так что планы мои провалились. Лучшее время жизни позади, это было очевидно.