Филипп Майер - Сын

А через двадцать лет он исчез, его убили вместе со всеми его вакерос. Собственность унаследовал племянник, мой отец. Моя мать не хотела этого наследства. Она просила отца продать землю американцам.

— Но они убийцы, — возражал отец.

— Лучше продать им, чем жить среди них, — убеждала мать.

Но отец буквально потерял голову, думая о бесконечных пастбищах, которые он сможет получить, и через шесть месяцев после убийства Артуро они с матерью переехали сюда вместе с дюжиной вакерос, нанятых в Чихуахуа.

Дом стоял в целости и сохранности, все имущество на месте. Прочитав дневники дяди, отец пошел и выкопал скелет в указанном месте. Он перезахоронил старика в самом тихом уголке, который только сумел отыскать, под деревом хурмы около чистого ручья, положил в могилу отличный нож и мешочек бобов для путешествия в иной мир. Он был уверен, что тем самым снял проклятие и обезопасил нашу семью.

Она смотрит на меня. «Как видишь, ничего хорошего из этого не вышло».

1854–1855

Зимой нас отправили не к границе, а на Север, в междуречье Уошито и Кончо. В зимнее время индейцы обычно отсиживались в своих типи, но в минувшем году правительство загнало около пяти сотен команчей в Клиар-Фок у Бразоса и еще две тысячи каддо и вако — в большие резервации дальше к северу.

В резервациях, как правило, не хватало еды, а попытки научить индейцев вести хозяйство прогрессивными способами белых лишь отталкивали тех. Урожай губила засуха или саранча; людей запихивали в тесное пространство, где, по их представлениям, вообще невозможно существовать. Местные жаловались, что индейцы воруют скот; индейцы жаловались, что местные поселенцы угоняют у них лошадей и пасут скот на индейских пастбищах. Мы ни разу не поймали ни одного индейца, а с белыми, которых ловили, все равно ничего не могли сделать.

Между тем на расстоянии выстрела от Льяно вовсю вырастали новые дома. Поселенцы просочились уже далеко за Белкнап, Чадбурн и Фантом-Хилл, на сотни миль дальше тех рубежей, где их еще могла защитить армия. Им дела не было до того, что весь Восточный Льяно патрулирует всего один отряд рейнджеров. А власть рассуждала так: коли вшивые неотесанные грубияны не голосуют и денег в избирательную кампанию не вкладывают, то на их проблемы — хоть эти парни и нужны для благополучия государства — наплевать. Никаких новых налогов. Рейнджеры чересчур дорого обходятся.

Апрельским вечером мы встали лагерем на плоской верхушке месы. В отличие от прочих отрядов мы разводили костры, как индейцы, в пересохших руслах ручьев, в ямах и низинах, подальше от деревьев, отражающих свет. Куда ни глянь, миль на тридцать-сорок вокруг сплошь бесплодные земли, река петляет между холмов; месы, обрывы, каньоны, заросли можжевельника и дубовые рощицы. Кое-где появлялась первая зелень — вязы и тополя по берегам ручьев, грамова трава и голубой бородач на речных отмелях. Очень красиво на фоне красных скал, зеленых долин и темнеющего неба над головой. Уже вовсю сияли звезды Медведицы, в прериях потеплело, и хотя охота на индейцев продолжалась, пусть и безуспешная, мы больше не рисковали отморозить пальцы. Мы уже укладывались, когда заметили на востоке, в маленькой долине, странный свет, и чем дольше смотрели, тем ярче он разгорался. Через пять минут лошади были оседланы и мы мчались вниз, по направлению к огню.

Дом еще полыхал. На пороге валялось обуглившееся скальпированное тело, женщина. В кустах нашли мужчину, утыканного стрелами. На стрелах по два желобка, следы мокасин сужаются к носку — я понял, что это команчи. Гомстед стоял тут недавно — бревна ограды кораля еще сочились смолой, — поодаль только начали сооружать коптильню и конюшню. Йоакум Нэш отыскал серебряный медальон, а Руфус Чоут — складной нож. Мы напились из колодца и, по-быстрому обшарив все вокруг в поисках ценностей, рванули следом за индейцами.

Четкие следы примерно через милю привели к мальчишке с проломленной головой, он едва начал остывать. У реки следы пересекла вторая цепочка отпечатков, потом еще одна, следы вели во всех мыслимых направлениях, и капитан отправил меня вперед. Следы были чересчур очевидны. Я спустился в реку и двигался прямо по воде, пока не увидел длинный скальный уступ. Я точно знал, что здесь они выбрались на берег и там, где заканчиваются камни, снова будут видны следы пони.

В высокой траве след хорошо виден, но тут явно было меньше всадников. Они двигались к утесу, откуда, предположительно, можно было наблюдать за погоней, но для этого пока не пришло время, поэтому я вернул всех обратно в реку, потеряв еще полчаса. Потом мы нашли среди камней голубое платьице — вероятно, девочки-подростка. Той сгоревшей женщине, высокой и толстой, оно бы не подошло.