Александр Попов - 54 метра

Спустя примерно час… Построение на подъем флага. Ритуал, когда-то что-то значащий во всей этой военной дребедени. Сейчас для меня и моих сверстников флаг — это тряпка. Тонкая, синтетическая, местами взлохмаченная и грязная (в этих же местах подпаленная зажигалкой) тряпка. Тряпка, купленная в сувенирном ларьке за тысячу рублей. Тряпка, на которой изображен синим на белом Андреевский флаг. Интересно, много здесь людей, кроме меня, знают легенду появления этой символики? Вряд ли. Я повторяю этот ритуал уже не первый год (в НВМУ, правда, только иногда). Каждое утро. После завтрака. Сотни людей в форме собираются в определенном месте и стоят. Сначала просто стоят и переговариваются на морозе(холоде, жаре, сырости, дожде). Затем появляются начальники. Этих много, и всяких. «Маленькие» появляются первыми — и все начинают шептаться вполголоса. «Средние» — все губами изъясняются и строят рожи. И только потом, заставив всех постоять и подождать, появляется, как в компьютерной игре «БОСС», «Большой начальник». Обычно он один такой. И поэтому, чтобы не развеивать миф о его божественном происхождении, безграничной власти и сверхвозможностях, мы затихаем. Первый ряд замирает и выпучивает глаза. Чем больше глаза выпучены, тем более преданным считается человек. Поэтому впереди стоят высокие и пучеглазые. Дальше идет средняя прослойка, как в пироге начинка. Эти хотят, чтобы их не заметили. Если высокие, то горбатятся, если низкие, то тянутся. А в конце, замыкая строй, стоят представители маленького роста, которых можно увидеть, если обойти с другой стороны. Иногда кто-нибудь стоит сзади и «палит» карапузов. Лично я горбачусь и пускаю комочки пара в середке.

Наступает тишина, и дежурный по батальону командует: «Равняйсь!» По этой команде все, как один, должны резко повернуть головы вправо и вздернуть подбородки вверх.

В моем воображении сумасшедшего возникает картинка. Сумасшедшего, которому нечего терять, кроме 21 грамма своей души. Кроме сырых носков. Кроме бесконечных мозолей на руках и ногах. Кроме непрекращающегося авитаминоза, из-за которого стала слезать лоскутами кожа с пальцев рук. Кроме повседневной вони капусты или другого дерьма на завтрак, обед и ужин. Кроме чая с бромом или брома с чаем. Кроме пожелания моих родителей, чтобы я до конца своих дней жил вот так… В этой воображаемой картинке я хочу, чтобы сейчас вся рота и весь батальон резко повернули головы вправо и вверх, чтобы в нависшей тишине над этим прямоугольно правильным местом раздался и пронесся оглушительным эхом треск свернутых шейных позвонков. Чтобы все перестарались, и в секунду, по команде, свернули свои шеи. Секунда — и шестьсот человек отдали свои жизни бездушной тряпке. Они на секунду замерли и рухнули одновременно, повалившись на асфальт, сохраняя порядок. И только такие распиздяи, как я, его нарушат, уронив свое мертвое тело куда-нибудь в сторонку ото всех. Хотя я, скорее всего, останусь в живых, потому что не собираюсь дергать челюстью, как припадочный фанат. Еще в живых останется комбат, которому не позволит проделать такое второй подбородок. И мичманы склада, которым помешает проделать это третий. К ним в придачу останется два курсантика. Один с горном. Второй с флагом, прикрепленным к флагштоку. Первый, пуская слюни внутрь дуделки и прилипая губами (из-за мороза) к основанию инструмента, будет от шока пучить глаза, играть «Как „охренительны“ в России вечера». А второй под эту ахинею, с жутким скрипом (скрип-скрип) несмазанного ролика флагштока будет торжественно поднимать эту тряпку. В конце процедуры, насладившись вволю нашими конвульсиями, комбат скажет: «Вольно!» Он приложит руку к срезу козырька фуражки, отдавая воинское приветствие в атмосферу. Но это образно — «приложит». На самом деле, он себя и не коснется. Его ладонь согнута в локте руки где-то ниже плеча. Чем больше звание, тем дальше ладонь. Его красное большое лицо будет олицетворять радость шамана, вступившего в контакт с духами пра-праотцов после принесения жертвы. Ноздри раздуются и фыркнут, как у скаковой лошади после забега. Его экстаз будет не сравним ни с каким оргазмом. И вдруг с неба огромная рука, собранная в кулак с вытянутым указательным пальцем, опускается на его тело. Как на муху или таракана. Хруст его костей подобен хрусту раздавленного насекомого. Брызги крови во все стороны. Немного поводя кончиком пальца по асфальту и вытирая останки СВЕРХЧЕЛОВЕКА о наждачную поверхность плаца, рука вновь исчезает в небе. Мальчик с горном от пережитого писает в штаны и просто пищит в медную дуделку, забитую под завязку слюнями. Мальчик с флагом седеет. А я ухожу в никуда. Буду жить в лесу. Построю себе землянку и буду отшельничать…