Александр Попов - 54 метра

…Яркая вспышка, словно от удара током откинула меня от его лба. Пролетев несколько метров, я упал на бетон спиной. Ушибся так, что не мог нормально вздохнуть. Дыша маленькими частыми урывками, я пытался встать. Молитва на некоторое время покинула мою голову, освободив место для яркой вспышки физической боли. Побелевшими от напряжения пальцами я сжимал три потухшие церковные свечи. Внутри горячей ладошки они расплавились и превратились в комок воска, из которого выходили три длинных огарка с поднимающимся вверх дымом последних тлеющих искорок. Громкость стала возвращаться с нарастанием, словно шмель, приближающийся к уху. Словно комар, отчетливо жужжащий и вырывающий из сна.

ЖЖЖЖЖ! — жужжал мир, замкнутый в бетонный свод. А вокруг сыпались стекла и взрывались электрические щитки. Точнее не взрывались, а вспыхивали огнем после резких хлопков, похожих на взрывы, во время которых искры каскадом сыпались на бетон. Жужжащий гул нарастал, он стал громче звона бьющегося стекла и хлопков. Он впился в мою голову, в мой мозг с такой силой, что я зажал руками уши. Но это не помогло, потому что звук шел изнутри меня, а не снаружи. Казалось, что перепонки вот-вот лопнут вместе с головой. Я открыл рот в надежде сравнять невидимое давление, и еле успел увернуться, откатившись в сторону от рухнувшей с потолка монорельсовой балки, по которой когда-то перевозились электрическим подъемником тяжелые детали. Кровь снова текла из моего носа. Превозмогая боль и нарастающую слабость, я встал. Сначала на четвереньки. Затем на колени и, распрямившись, шатаясь, направился к единственному проему-выходу. Он казался маленьким-маленьким, похожим на крысиную нору на огромной стене, как в книжке про Алису из Зазеркалья. Но чем ближе я становился, тем больше становилась «нора».

— Вперед, за белым кроликом — пробормотал зачем-то я сам себе и поспешил к выходу. Жужжание стало терпимей, чем вначале, это придало мне сил, и я снова принялся произносить молитву. Правда, одними губами, поэтому больше мысленно, как бы вытесняя из головы остатки гула. Как только я пересек порог выхода, свет погас во всем здании, и темнота шагнула вслед за мной. Языки пламени разгорающегося пожара замерцали, тускло освещая стены коридора.

— Ди!.. — сорвался мой голос, когда я попытался крикнуть. — Дима!!! Дима!!!

— Что?!! Что случилось?!! — отозвался из темноты второго этажа мой напарник.

— Хватай одежду, и рвем отсюда, сейчас все сгорит на хрен!!!

Еще один хлопок в машинном отделении заставил меня обернуться и последний раз посмотреть в разгорающийся пожар. Посередине бетонного зала стоял, не шевелясь, поглощая в себя блики огня с одной стороны, и неяркое свечение вышедшей из-за туч луны, льющееся из разбитых витражей — с другой, черный человек. Снова не видно его лица, но я знаю, что он смотрит на меня. Я попятился, зачем-то подняв перед собой потухшие свечи, и выскочил на улицу.

И все сгорело, оставив сажу и копоть на бетонной конструкции, ставшей теперь непригодной для жилья…

Р.S. Через неделю нас определили на другой пост, похожий, но относительно ближе к людям (в полукилометре находилась часть с двумя десятками матросов и несколькими офицерами). Наша задача — охранять от невидимых врагов неисправные, ржавые и необитаемые подводные лодки и корабли, стоящие возле плавучих причалов. О произошедшем мистическом случае мы ничего не рассказывали, сославшись на случайное возгорание отсыревшей проводки в машинном отделении. А правде никто бы не поверил. Сам бы не поверил, если бы не стал участником события. До камбуза теперь идти пять километров в горку (всего лишь), зато назад идти, поевши, по наклонной легче (тоже плюс).

Время иногда летело незаметно, унося с собой очередной день, неделю или месяц. А иногда наоборот. Минута тянулась как десять, неделя — как две, месяц — как год. Словно время — это не точный ход маятника в миллионах часовых механизмах по миру, а чья-то жвачка во рту. И ее можно прилепить одной стороной к холодильнику, чтобы медленно, с чавканьем, втягивать в себя образовавшуюся холодную резиновую макаронину. Или учащенно сокращать челюстные мышцы, быстро дробя мягкий, нерастворяющийся ароматизированный и пружинящий под зубами мякиш. Если считаешь дни до конца жизни или службы, то твой удел — чавканье у холодильника. Потому что ты не живешь сейчас, в эту секунду. А живешь где-то в будущем, мечтая о чем-то. Но когда наступает это самое будущее и превращается в настоящее, ты снова думаешь о том, что будет, вместо того, чтобы наслаждаться данной секундой твоей жизни. Ты как бы все время стоишь в очереди и перетаптываешься в нетерпении, поторапливая время, чтобы очередь закончилась. А за чем эта очередь, и зачем ты в ней стоишь? Тебе некогда об этом думать, потому что ты считаешь, что сможешь это сделать, когда она, наконец, закончится.