Рене-Виктор Пий - Обличитель

— Говоря с вами, Берни выполнил свой долг, а меня освободил от этой обязанности. Если бы эти слова исходили от меня, вы могли бы принять их за порицание, когда же они исходят от него, то выполняют единственное назначение — дать вам полезный совет. Мы живем не в средние века, и наши враги не бродят по ночам, словно призраки, звеня цепями. У них есть имена и лица, это — рабочие, артисты, интеллектуалы, молодые разгильдяи с длинными волосами, правители-националисты с диктаторскими замашками и народы, которые полны зависти к нам, хотя если им нечего есть или у них нет денег, то лишь потому, что они не желают или не умеют работать, а вовсе не из-за засухи или скудости природных ресурсов, как они заявляют в ООН. Что обнаружили мы, американцы, высадившись в свое время на далеком материке? Нас встретила не статуя Свободы, а враждебные леса, полные хищных зверей, ядовитых змей и диких, жестоких индейцев. Наводнения и засуха были постоянным бичом наших предков-поселенцев. Наша нефть не забила сама собой из недр земли; наш хлопок и наш хлеб не выросли, словно по волшебству, на скудной и бесплодной земле; и мы поднялись вверх по Миссури не на моторных лодках, а на примитивных пирогах. Так вот, наши враги здравствуют, и если каждый вечер в наши чашки не подливают тайком какого-нибудь ядовитого зелья, то я не вижу причины бормотать чепуху, декламировать, как на сцене, и злоупотреблять цветистыми оборотами — тем более, что это не в наших привычках. И если сотрудникам показалось, будто, говоря о новом назначении, я впал в слащавый романтизм, то я готов извиниться за то, что ввел их в заблуждение. Правда, у меня были смягчающие обстоятельства: первый раз в жизни я назначал руководящего сотрудника на новую должность как бы на поле брани. Итак, будем считать, что инцидент исчерпан…

— Я не ожидал, что история со свитками зайдет так далеко, — пробормотал Сен-Раме.

— А я, — сказал Ронсон, — намерен сообщить о ней в Де-Мойн, иначе мы из нее не выпутаемся. Мы слишком глубоко увязли в этом деле, и нам трудно взглянуть на него со стороны. И сам вице-президент Мастерфайс, который оказался втянутым в него случайно, я уверен, согласится со мной. Большому совету следовало бы прибыть сюда в полном составе, разумеется тайно, чтобы не разжечь любопытства прессы и персонала. Признаюсь, я сам не знаю, с какого конца распутывать это дело, а оно осложняется с каждым днем. Я молю небо, чтобы провокатора схватили как можно скорее. Откровенно говоря, за все время моей службы со мной не случалось ничего подобного!

Итак, циник Ронсон тоже попался в сети. Я наблюдал за Анри Сен-Раме: с улыбкой на губах, он с любопытством вглядывался в лицо Адамса Мастерфайса. Что происходило между ними в это короткое мгновение? Сегодня я знаю правду. Хороша же она, эта правда! Вице-президент одобрил предложение Берни Ронсона, а затем устало закрыл заседание, даже не посоветовавшись с генеральным директором. Они вышли из кабинета тяжелым шагом, понурые и озабоченные. Когда я уже был на пороге, Сен-Раме окликнул меня:

— Господин директор по человеческим взаимоотношениям, у вас найдется свободная минутка? Я хотел бы поговорить с вами наедине, и в частности узнать, что все-таки происходило вчера в этой таверне… как ее… забыл название.

— «Гулим», мсье.

— Да, «Гулим», гм… очень странно.

— Что странно?

— Название «Гулим» вам ничего не говорит?

— Нет, мсье.

— Оно похоже на Голем.

— Что еще за Голем?

— Вы не знаете, кто такой Голем? — удивился Сен-Раме, ехидно поглядел на меня и снова стал серьезным. — Голем, друг мой, герой очень красивой легенды. Представьте себе, в тысяча пятьсот восьмидесятом году пражский раввин Лёв бен Бецабель вылепил из глины человека и наделил его душой во имя всевышнего. Это создание, этот жуткий автомат, сбежал и стал наводить ужас на жителей города… Страшновато, верно?

— Да, — ответил я не очень уверенно.

Сен-Раме отошел к окну и как бы задумался, потом вернулся и, глядя мне прямо в глаза, проговорил:

— А если бы Голем проник на наше предприятие, господин директор по человеческим взаимоотношениям? Что вы об этом думаете? Расскажите мне, как вы провели ночь в этой таверне. Вы не встретили там случайно какого-нибудь человека со странной внешностью?

В то утро Сен-Раме в разговоре со мной затронул несколько тем, и, хотя он рассуждал спокойно, порой непринужденно, я с трудом узнавал в нем того человека, которого американцы сделали главой своего французского филиала. Я почти уверен, что мое поведение во время последних событий усилило его симпатию ко мне и что в этой беседе с глазу на глаз он попытался внести некоторую ясность в мои спутанные мысли, протянуть мне руку помощи. Но мог ли я тогда все это понять? Я бродил в полном мраке, и слабый лучик света не способен был его рассеять.