Рене-Виктор Пий - Обличитель

Не раз я порывался взять слово, но меня удерживал Мастерфайс, делая знак, что надо набраться терпения. И он оказал мне тем самым услугу, ибо дал возможность обдумать новые факты и сопоставить их с предыдущими, которые в свое время меня заинтриговали. Меня заинтересовал пресловутый склад в тупике Роне, всеми заброшенный, потому что он стал слишком мал, и теперь его собирались продать крупному торговцу недвижимостью, оценив лишь участок земли под строительство. Я вспомнил вечер, когда Рустэв в сопровождении нескольких сотрудников администрации направлялся, как мне казалось, именно к этому месту. В то время я не подумал о заброшенном складе. Я был не слишком хорошо осведомлен о принадлежащем фирме недвижимом имуществе, знал только, что кое-где оставались старые постройки и склады, в которых фирма больше не нуждалась и собиралась продать их по сходной цене. Если бы в тот вечер я вспомнил про склад в тупике Роне, я непременно установил бы связь между ним и появлением там Рустэва. Аберо и Селиса. Удивительно, как это ускользнуло от Сен-Раме, которому я сообщил обо всем по телефону. А может быть, кое-кто из сотрудников администрации знает факты, которые мне не известны? Или генеральный директор был прав, утверждая, что я ошибся и что меня подвели темнота и богатое воображение? Тем не менее это было странное совпадение, и я решил в тот же вечер пойти и осмотреть это место.

Детективы представили нам полный отчет о своих действиях со вчерашнего дня. Оба они ночевали в здании фирмы, осмотрели подвалы, и это привело нас к обсуждению трещины. Ремонт, уверенно заявил Рустэв, идет полным ходом. К концу недели трещина будет полностью заделана. Поистине в это утро Рюмен узнал очень много и, заметив, какое беспокойство вызвала трещина у руководителей, пришел к убеждению, что в фирме «Россериз и Митчелл-Франс» завелась какая-то гниль. Я это узнал от него самого, он шепнул мне на ухо, выходя с совещания, что свидетельствовало о его доверии ко мне, и я этим очень сегодня горжусь. Когда мне наконец предоставили слово, я сказал:

— Только интересам фирмы должны быть подчинены все наши намерения, все поступки и все решения, и поэтому мы обязаны свободно высказывать свои мысли, даже если кажется, что они противоречат чьему-то мнению. Поэтому я думаю, что нам не следует держать больше в тайне от служащих появление злоумышленника и его коварные попытки подражать голосу нашего генерального директора. В противном случае нас ждут неприятности. Если персонал не будет предупрежден о грозящей нам всем опасности, самозванец сможет спокойно продолжать свое пагубное дело. С другой стороны, если мы опубликуем сообщение, предупреждающее служащих, чтобы они остерегались устных распоряжений, исходящих от мсье Сен-Раме, и потребуем, чтобы они немедленно проверяли, исходят ли они в самом деле от генерального директора, мы расстроим планы маньяка, который бродит среди нас. Когда мы усилили охрану здания, мы помешали ему действовать здесь по ночам, точно так же, если мы расклеим подобное объявление, мы не дадим ему впредь распространять ложные сведения и инструкции. Зачем, ссылаясь на то, что мы не хотим волновать персонал, и без того уже взбудораженный, лишать себя такого простого и действенного способа нанести контрудар?

Мое выступление было встречено гробовым молчанием. Я хорошо понимал, почему их не устраивает мое предложение. Только тот, кто не имеет никакого опыта руководства людьми, осмелится применить метод лечения, который может оказаться более вредным, чем сама болезнь. Что решили бы профессора того времени? Они очень много знали о рождении, детстве, юности и росте компаний, но что знали они о том, как умирают компании? Конечно, они знали, что нельзя нанимать больше служащих, чем можно оплатить, нельзя растрачивать всю прибыль, продавать товары ниже себестоимости, покупать слишком дорогие машины, оборудование и сырье, нельзя слишком сильно сокращать темпы работы и рабочее время, нельзя слишком удлинять отпуска или увеличивать оклады, слишком часто ошибаться относительно того, какие производить товары, и нужно по возможности точно предугадать, как будут развиваться новые рынки, — все это они знали, дорогие профессора того времени, но они не могли найти лекарства против своеобразной лейкемии, однажды поразившей могучие разжиревшие тела филиалов, которые раскинулись по всему миру и с каждым днем теряют свою силу. Вот почему никто из них не мог с легким сердцем согласиться на мой способ лечения: сказать правду и таким образом связать обличителю руки и отрезать путь к отступлению. У руководителей фирмы «Россериз и Митчелл-Франс» было явное желание, но не хватило духу созвать тысячу сто сотрудников фирмы и объявить им: «Помогите нам, дамы и господа, все происходящее выше нашего понимания, мы растерялись и буквально парализованы! Дерзость негодяя, посягнувшего на ваши орудия труда, на ваши средства к существованию, перешла все границы! Настало время священного союза. Достойный ваш представитель мсье Рюмен это подтвердит, хотя, видит бог, он не способен облегчить нам жизнь — вы знали, кого выбирали! Доверьтесь ему, он вас не предаст, никогда не был он с нами так суров и недоброжелателен, как последнее время! Но он, так же как и мы, чувствует, что смерть бродит где-то здесь, в здании фирмы. Мы скрыли, чтобы не напугать вас, что бдение у гроба организовал не Сен-Раме. Теперь же настал час сомкнуть наши ряды! Посмейтесь вволю, а затем сплотитесь вокруг ваших руководителей. Отныне я, Анри Сен-Раме, решил не давать больше устных приказаний, и так будет впредь до нового распоряжения. Поэтому, если вам кто-нибудь позвонит и вы узнаете мой голос, перекреститесь, положите трубку и скажите: „Надо же, это опять он“. После чего сообщите об этом звонке в мой секретариат. Дамы и господа, объединимся перед лицом обличителя!»