Ольга Скубицкая - Нф-100 - Небо в зеленой воде

Кровь стучала в висках, голова болела, я вообще не понимала, как она до сих пор не лопнула от мрачной безысходности, в которой находилась Я - Прошлая. Мысли звали любимого человека, игнорируя имя, взамен ласкали его различными нежно-приторными эпитетами. Точнее, такими они являлись для Я - Арины, но Я из восемнадцатого века, захлебываясь от переполнявших чувств, никак не могла подобрать нечто, словесно подходящее к мужчине, образ которого, как рябь на воде, сопровождал нерадостные раздумья. Я - Арина могла видеть его почти четко в мыслях девушки - самоубийцы.

Он был очень привлекателен. Выразительные зеленые глаза, легкая улыбка, будто случайно коснувшаяся лица. Верхнюю губу скрывали светлые усы, а подбородок обрамляла короткая, аккуратно подстриженная борода того же светлого оттенка спелой пшеницы, что и волосы на голове. Вроде бы все лицо выражало благодушие, но в глубоком взгляде скрывалась колкая насмешка. Кто бы ни стал объектом этой его реакции, ему, или скорее ей, можно было только посочувствовать. Я - Арина уже неплохо изучила выражение этих глаз и снова пожалела бедную глупую девочку, которой была два века назад. Похоже, Даниэль говорил правду - его прошлая инкарнация откровенно не выносила меня.

'Хотя чему удивляться, он, во все времена меня откровенно не выносит, множество веков подряд', - признала как должное Я - Арина, проталкиваясь сквозь образ красивого мужчины, неотступно маячившего в воображении Я - Прошлой.

Размышлять о чем-либо в этом теле было сложнее, чем при погружении в другие жизни, часто мысли на полпути обрывались встречным движением трагичных мыслей Я - Прошлой. Невольно Я - Арина поддавалась этой черной безысходности, накладывая на изображение светловолосого мужчины черты Даниэля, тем более что глаза за два столетия так и не изменились. Тоска взвыла внутри больным волком, ее было трудно остановить. Боль Я - Прошлой не вызывала вопросов, но почему на мгновение нестерпимая горечь захлестнула и Я - Арину? Хотелось увидеть в нейтральном взгляде мужчины что-то другое, что-то, совершенно ему не свойственное, что-то на что, Я - Арина подозревала, он не способен.

Слезы текли по щекам, заканчивая свой путь мокрыми пятнами на персиковом платье. Я - Прошлая задыхалась в тяжелом одиноком безмолвии этого помещения, изнывая от тоски и безнадежности. Казалось, что с каждым вздохом потолок опускается все ниже, а стены смыкаются, норовя сойтись в одной точке и раздавить.

Я - Арина знала, куда пойдет, и не желала еще раз переживать ужасный момент самоубийства. Хотелось просто вспомнить еще одно из своих имен и заодно попробовать поискать в этой жизни ключики к ответу на вопрос кто же мы с Даниэлем. Ведь теоретически зацепки могли найтись в любой из инкарнаций. Приходилось ломать зубы о ребус прошлого в надежде получить разгадку как приз. Надежда странная, из разряда: 'Пойди туда, не знаю куда. Принеси то, не знаю что'. К тому же, было не известно, сколько продлится пребывание здесь, и от полутора часов осталось, наверняка, не так много. Я - Прошлая не спешила поведать интересующую информацию, а Я - Арина с каким-то мазохистским упорством внедрялась в такие чужеродные, передуманные когда-то размышления, ожидая, что Я - Прошлая, наконец, упомянет собственное имя или хотя бы обронит вскользь, в контексте очередной несбывшейся мечты о желанном мужчине рядом. И без того тяжелое положение еще и осложнялось содержанием каждой новой самоуничижающей мысли, они наносили душевные травмы так же легко, как запретные удары под дых наносят физические.

'Я безобразна, наружность противной жабы. Если бы он только мог заглянуть за завесу внешности, может, и нашел бы приятные качества. Я могла бы стать самой преданной, верной и хорошей женой на свете. Но как можно за этим уродством разглядеть хоть толику прекрасного?! Разве возможно в черном найти белое?!'

Находиться в этой жизни оказалось даже труднее, чем гореть на инквизиторском костре в теле Я - Элизы. Там убивали предательство и огонь, здесь - моральное измельчение себя самой в порошок. Самолюбивая самоуверенная натура Я - Арины, вслушивающаяся во внутренний монолог с заднего плана, сопротивлялась столь неприятному мнению о себе. Обвинения в свой адрес клубились в голове почти как богохульство.

В средневековой Швейцарии я сочетала в себе практически все возможные внешние и внутренние достоинства. В Древнем Египте была чрезвычайно умной и обольстительной наложницей, и пусть под атласной оливковой кожей текла отравленная кровь маньяка и убийцы, я обожала саму себя там. Двадцать первый век обнажил во мне массу недостатков, но при этом они заглушались большим количеством, как мне казалось, достоинств, пусть ложных, но я, опять же, любила себя. Здесь же я себя ненавидела, и это испытание выматывало и высушивало хуже песчаной бури в пустыне.