Б А - Введение в человечность

Но тут дверь в комнату отворилась, и вошел Вася, чуть не наступив на меня своим зловещим тапком. Я еле увернулся. Так... Придется обратно лезть по другой ножке, по задней, иначе заметят.

Не успев изучить комнату, я вновь устремился к столу и начал суматошно взбираться наверх. Но наверху, под столешницей меня ждало разочарование. Никакой жевательной резинки с этой стороны не было. А вы как хотели?! Тут же нет посадочных мест, кто ее прилепит?

Ничего, сорвусь, поднимусь снова. Слава Богу, падение с такой высоты не смертельно. Но, впрочем, трюк прошел благополучно. Добравшись до проводов, я растолкал Мушу.

- Просыпайся, орлица, сейчас начнется! - радостно воскликнул я.

- Тише ты, - жжикнула Чкаловская, - чего разорался, услышат!

- Дура, - улыбнулся я, - он же еще программу не прочитал. То есть, это... не запрограммировался. Так что не бойся. Судя по слою пыли, нас тут никто искать не будет... А-а-а-пчхиии...

Эта самая пыль налипла на мои усы, и я не смог удержаться от смачного чиха, за которым последовал второй, затем третий...

Когда я прочихался, Вася уже сидел за компьютером и тихонько матерился, проклиная какие-то таинственные "ебаные винды". Наверное, как раз программировался.

Я осторожно выбрался из своего укрытия и выглянул. Точно, что-то происходит. Глянув в зеркало, стоявшее за Васиной спиной, я заметил, что черный экран монитора засветился и посинел, и теперь по нему ползут бесконечные ряды цифр и бессмысленных букв. Ур-ра! Работает!

- Муша! - радостно крикнул я. - Иди скорее сюда!

Но ответила не Муша:

- Стасик?... Говорящий?... Охренеть - не встать...

Человеческие пальцы, словно щупальцы изувера, схватили меня за ус и подняли высоко над столом. В голове моей гудели одни и те же слова, повторяемые в десятый раз:

- ...Стасик?... Говорящий?... Охренеть... Стасик?... Говорящий?...

Я-то быстро понял, в чем дело, а вот Вася, это именно он держал меня за ус своими жирными руками (вот почему на кнопках так скользко), похоже, не мог прийти в себя. Но главным было то, что программа, пользоваться которой Мушу научил легендарный паук Супер из второй квартиры, сработала.

Оправившись от первого шока неожиданного пленения, я закричал, что есть сил:

- Вася, немедленно поставь меня на стол! Мне страшно! Это говорю я, Стасик!

- Стасик? - я видел, как расширились человеческие зрачки, но оцепенение, охватившее обалдевшего хозяина комнаты, слава Богу, быстро прошло.

Оказавшись на столе и поправив помятые усы, я презрительно произнес:

- Вообще-то, уважаемый Вася, меня зовут не Стасик. Разрешите представиться... Агамемнон. И, простите за любопытство, зачем вы вчера меня засунули в бутылку? Вы, случайно, не садист? Вы мухам лапки не обрываете?

- Н-нет... - заикнувшись, покачал головой Вася. - В-вы с-со м-мной г-говорите? Та-таракан?

- Таракан, таракан. Это мы с Мушей, ввели в ваш компьютер программу, чтобы вы язык животных понимали... - пояснил я, но тут же поправился. - Ну, не совсем животных, а нас, насекомых, и еще этих... как его? Членисто...

- ...ногих? - закончил трудное слово Вася, который потихоньку приходил в себя.

- Точно, членистоногих. Вы не возражаете, если я вас кое с кем познакомлю?

- С кем? - вновь оторопел человек.

- Му-ша! - закричал я. - Давай сюда, он уже в порядке. А вы, Вася, руками не машите, а то мою подругу случайно прихлопнете. Она, как бы это сказать-то?... Птица большого полета, только очень маленькая. Муха, в общем.

Васины последующие действия трудно оценить как адекватное поведение, потому что он, словно ужаленный, вскочив на ноги, опрокинул стул, одним прыжком достиг комода, резким движением выдвинул ящик, вытащил бутылку водки и, сорвав зубами пробку, сделал внушительный глоток. Потом осоловело посмотрел на стол, снял с ноги грозный тапок и, приняв позу охотника, выследившего дичь, двинулся прямо на меня, при этом бормоча себе под нос:

- Язык животных... мать вашу, муха большого полета... Все, пора кодироваться!...

Если б не Муша, моя верная подруга и всегдашняя спасительница, быть бы мне, граждане, грязным отпечатком на Васином столе, и не читать вам моих мемуаров ни ныне, ни присно, ни во веки веков. Прости меня, Господи, за хульство твое. Но уж очень я тогда испугался. Поэтому и сейчас, когда те события в памяти восстанавливаю, начинаю нести всякую околесицу.

Глава восьмая. Рассуждения, близкие к теме

В литературе, уважаемые мои, существует несколько необязательных, но желательных приемов, благодаря которым даже самое говенное (пардон) произведение становится романтическим, чуточку сентиментальным и выбивает у читателей слезу, положительно влияя на критиков и некоторых наиболее продвинутых издателей, а также на женщин, которые в большинстве своем не очень-то любят всякие боевики.