Марлена Штрерувиц - Соблазны

Софи играла между ними в камешки. Хелена спросила Пупсика, как дела. Что она поделывает. Пупсик загадочно усмехнулась. Хелена может быть ею довольна. Она обязательно должна зайти к ним. На Каролиненгассе. Она удивится. Она последовала Хелениному совету. Честное слово! Хелена заинтересовалась. Пупсик покачала головой. Она уж сама увидит. И еще. Еще хорошие новости. Снова появился Джек. И во всем покаялся. Кольца с изумрудами. И охотничий нож. Единственная память об ее отце. И дал Пупсику 30 000 шиллингов. За проданные кольца. "Но они же стоили целое состояние!" — воскликнула Хелена. Пупсик покачала головой. Может быть. Но ведь Джек вообще мог не появляться. И что-то ей возвращать. "Тебе надо было заявить в полицию. За ним такого много. По крайней мере, ты не собираешься за него замуж?" Пупсик улыбнулась. На Джека много наговаривают. А полиция… Хелена ведь не верит всерьез, что полиция заинтересуется ее кольцами. Застрахованы они не были. И она не знает никого, кто мог бы отлупить Джека. А это — единственный язык, который он понимает. Может понять. Пупсик говорила гордо. И вообще. Она любит его. Нет. Замуж за него она больше не собирается. Но его нужно понять. Ему нелегко живется. Он работает на этого Гуго Корпша. Все время в разъездах. Трудно. Оружие ведь не дети покупают. В конце-то концов. Хелена и не представляет себе. В пустыне. Где-то там. Джек пил из бурдюка. Бурдюк выглядел необычно. Он спросил, что это за странный бурдюк. Другие дико хохотали. А этот Гуго сказал ему, чтобы он не лажался. Конечно, бурдюк сделан из кожи черномазого. Руки — ноги обрезали и зашили. И остальные отверстия — тоже… Ха-ха. И Джека вырвало. Он пил из шеи человека. Человека, из которого сделали бурдюк. "Его что, заставляют знаться с этим Гуго?" Пупсик сочувственно поглядела на Хелену. "Если ты уж влип, — объяснила она, — тебе ни за что не выбраться. Не отпустят". Хелена же ничего не знает. Тут Хелене пришлось согласиться. Ей пришлось согласиться и с тем, что подобные истории известны всему городу. И еще худшие. И никто ничего не делает. Хелена огляделась. Девочек уже давно не было. Софи задумчиво раскладывала камешки длинными рядами. Давай говорить по-английски, сказала Хелена. Sophie shouldn't hear this [2] Это не для ушей Софи (англ.). . Пупсик не отвечала. Принялась снова фотографировать Софи. Хелена смотрела на Пупсика. Как-то она вздрагивает. Дрожит. Хелена не до конца разглядела, как именно трясется у Пупсика голова. Но точно трясется. Пока Пупсик говорила, все было в порядке. И пока фотографировала. Но в промежутках — как будто трепетала. Словно внутри у нее что-то рвется. Внутри. Где-то. Хелена встала. Посмотреть, где девочки. Пошла направо по главной аллее. Девочки появились сверху. Лизали мороженое. Они купили по шоколадной трубочке. Измазали губы шоколадом. Барбара сунула Хелене в руку сдачу. Монетки и бумажки нагрелись от долгого пребывания в кулаке. Они так долго стояли. Какие-то люди все время лезли без очереди. Хелена пошла с дочерьми к Нижнему Бельведеру. Оттуда — наискосок на другую сторону. Нужно съесть мороженое, пока не видит Софи. А то она тоже запросит. Когда они вернулись к Пупсику и Софи, те уже собрались уходить. Пупсик сложила под коляску все игрушки и как раз усаживала Софи. Катарина и Барбара запрыгали вокруг коляски. Софи закричала: "Моя. Моя!" Те тоже завопили: "Моя! Моя!" И делали вид, что собираются занять коляску. Это была Хеленина коляска, и они обе некогда в ней сидели. Всякий раз, когда коляска попадалась им на глаза, начиналась одна и та же игра. С криками и хохотом они вышли из парка. У ворот Хелена заколебалась. "Сюрприз", — сказала Пупсик, взяла ее за руку и потянула за собой. Все вместе они пошли на Каролиненгассе. Поднялись по лестнице. Хелена помогла Пупсику втащить коляску. На третьем этаже ей показалось, что от слабости она сейчас потеряет сознание. Каждая ступенька превращалась в неодолимую высоту. Хелена задыхалась. Девочки давно поднялись. И нетерпеливо ждали. Софи сидела в коляске и довольно болтала. Хелена и Пупсик добрались до верха пунцовые от напряжения. Обе рассмеялись. В квартире они отправили детей в комнату Софи. Пупсик с Хеленой пошли в гостиную. Стол был придвинут к окну. Кругом бумага и карандаши. Пупсик взяла один листок. Подала Хелене. Посередине листа — путаница карандашных линий. Пупсик улыбнулась рисунку. "Полагаю, что смогу добиться своего". Закурила и принялась расхаживать по комнате. Рассказывала Хелене, что намеревается делать дальше. Как вдруг она начала все ясно видеть. Почувствовала свободу. Справилась с формой. Разве это не шаг вперед? Ей обещали выставку. Пока не точно. Но все же. Теперь — за работу. Тем временем Хелена разглядывала рисунок. Карандашная линия, начинаясь сверху, запутывалась в узел, уходила в глубину. Потом шла вправо. Хелена была тронута. Сказала Пупсику, что этот набросок кажется ей очень интересным. Обняла Пупсика. Та сказала, пусть она возьмет этот рисунок себе. Это ее заслуга. Собственно говоря. Результат долгих бесед на Вельтлинергассе. Потом Хелена и Пупсик приготовили детям ужин. Яйца всмятку и бутерброды. Все было мирно. Старшие девочки играли в малышей. Делали вид, что не умеют есть. Пачкались. Софи со смехом показывала им, как правильно едят. После ужина Хелена поехала домой. Пока ехала, положила рисунок на переднее сиденье. Рядом с собой. Дома нашла папку и положила его туда. Почему она не умеет рисовать? День прошел почти так же, как прежде. Когда Пупсик жила еще на Вельтлинергассе. Хотела рисовать. И профессор философии из Граца не успел внести беспорядок в Пупсикову жизнь.