Лидия Дэвис - Что-то со мной не так (сборник)

Разбуженный тишиной, он испуганно оглядел комнату, совершенно ему не знакомую. Теперь солнечный луч падал на одну стену. У Василия и его брата была большая разница в возрасте. Самыми ранними воспоминаниями Василия о брате были его отъезды, возвращения и вновь отъезды. Брат возвращался домой тихо и так же тихо уезжал. А Василий всегда торчал у окна, поджидая его и сгорая от нетерпения. Это было задолго до того, как его восхищение братом угасло. В любом случае к тому времени у брата не было никакого желания его видеть.

Василий встал со стула и расстегнул пальто. Он начинал немного нервничать. Разве так ведет себя ответственный человек? – спросил он себя. Он пришел разбирать вещи брата, ему уже следовало бы сейчас заканчивать, а он вместо этого целый час, не меняя позы, просидел на стуле. Интересно, что бы делал брат на его месте? Вообще не пришел бы в его квартиру. Он бы даже на похороны не пришел.

Василий хотел было снять пальто, но передумал. Он прошел в ванную, открыл аптечный шкафчик, сгреб все тюбики и флаконы в картонную коробку, чтобы забрать с собой, и почувствовал себя вором. Потом сдернул полотенца с сушилки, убрал коврики с пола и запихнул все это в огромный мешок для грязного белья. Когда нужно было выбросить зубную щетку брата, ему стало дурно, и он не смог этого сделать.

Неделю спустя Василий проснулся в подходящем, как он решил, расположении духа, чтобы закончить дело, и вернулся в квартиру брата. Но и в этот раз сделал не больше, чем в предыдущий. Что-то в самом воздухе квартиры парализовало его. Через несколько часов он ушел, унося с собой фотографию деда в рамке – он нашел ее на каминной полке, фотография лежала лицом вниз. Вернувшись домой, он написал сестре письмо с просьбой выполнить за него поручение отца.

В тот вечер он лежал в постели на спине и разглядывал фотографию, рядом на полу устроилась его собака. Уставившиеся на него глаза деда мерцали из темноты. Василий был не в силах пошевелиться, словно вся безысходность жизни его семьи навалилась ему на грудь. Слой за слоем его придавливала печаль – оттого, что он так мало общался с братом, что не любил его, что брат умер в одиночестве, что член его семьи жил в таком убожестве. Но будь это не брат, а чужой человек, какое значение имело бы все остальное? Не в первый раз его озадачила природа семьи как таковой – семейные узы связывали людей, у которых было мало общего.

Он бы никогда не выбрал в друзья никого из членов своей семьи. Ему казалось странным, что он был обязан идти в квартиру этого неопрятного чужака и разбирать его вещи. Он посмотрел на портрет деда: затаенная улыбка, тщательно повязанный галстук. У самого Василия не было ни малейшего желания создавать семью. Он тяжело поднялся с кровати и пошел на кухню. Вернулся с несколькими толстыми бутербродами, которые стал есть прямо в постели, настолько сонный, что с трудом мог держать глаза открытыми. Пока он спал, видя во сне умеренные кошмары, его собака подползла поближе к кровати и с жадностью съела все, что осталось от бутербродов.

По всему городу было полно чернокожих старух, которых наняли, чтобы они звонили людям в семь часов утра и приглушенным голосом просили позвать к телефону Лайзу. Таким образом они получали работу, которую могли выполнять дома. Эти женщины составляли лишь часть многочисленного корпуса городских служащих, нанятых, чтобы делать ложные звонки. Больше всего зарабатывал индиец из Индии, который умел надолго растягивать разговор, настаивая, что он отнюдь не ошибся номером.

Других – главным образом пожилых людей – нанимали для того, чтобы они развлекали прохожих своими причудливыми шляпами. Они носили их так, словно не отвечали за то, что происходит у них на голове. Две шляпы колышутся рядом – высокая фетровая шляпа на старике и черное сооружение с вуалью и вишенками на маленькой женщине, а под шляпами ссорятся старики. Другая старушка, сгорбленная и слабая, медленно переходит улицу перед вашей машиной, вид у нее сердитый, потому что она вынуждена носить огромную конусообразную красную шляпу, которая тяжело давит ей на лоб. В это время по разбитому тротуару, внимательно глядя под ноги, ковыляет еще одна пожилая дама. Она без шляпы, потому что потеряла работу.

Людей всех возрастов город нанимает изображать сумасшедших, чтобы остальные чувствовали себя душевно здоровыми. Некоторые сумасшедшие изображают еще и нищих, чтобы все мы могли почувствовать себя здоровыми и богатыми одновременно. Количество рабочих мест для изображающих сумасшедших ограничено. И все эти места заняты. Много лет сумасшедшие были заперты в психиатрических лечебницах на островах нью-йоркской гавани. Потом городские власти выпустили их в огромном количестве, чтобы создавать на улицах ободряющую атмосферу.