Случались дни, когда все шло не так, несмотря на его лучшие намерения. Все, что требовалось ему для работы – ручка, блокнот, сигареты, – оказывалось не на месте; не успевал он устроиться за столом, как его звали к телефону или выяснялось, что кончились чернила; вернувшись к работе, он вдруг ощущал голод, а на кухне его задерживало какое-нибудь происшествие, и, снова садясь за работу, он был слишком рассеян, чтобы думать.
После часа успешной работы все остальное время могло оказаться потерянным: почувствовав, что день обещает стать плодотворным, он под влиянием этого ощущения решал сделать перерыв и размять ноги в саду. Выходил, смотрел на небо, его внимание привлекала какая-нибудь незнакомая птица, он возвращался, снимал с полки книгу по орнитологии и следовал за птицей за пределы сада, продираясь сквозь кусты, царапавшие лицо, и носками собирая колючки. Вернувшись домой, он чувствовал себя слишком разгоряченным и усталым, чтобы снова приняться за работу, и с чувством вины ложился отдохнуть, предавшись какому-нибудь легкому чтению.
Иногда у Василия возникало подозрение, что над своими статьями он работает только потому, что ему нравится писать авторучкой с черными чернилами. Он, например, не мог написать ничего сто́ящего шариковой ручкой. И работа совсем не шла, если он пользовался синими чернилами. Когда они с сестрой играли в джин, он любил вести счет – однако если под рукой был только карандаш, он предоставлял делать записи сестре.
Ручка нужна была ему и для других занятий: он составлял списки на клочках белой бумаги и хранил их сложенными в маленькие стопочки. В одном списке перечислялось то, что он должен будет сделать, когда в следующий раз поедет в город (походить по беднейшим кварталам, сфотографировать некоторые улицы), во втором – что он должен сделать перед отъездом в город (сходить к озеру, совершить прогулку длиной в целый день). На еще одном листке он набросал гипотетическое расписание идеального дня, выделив время на физические упражнения, работу, серьезное чтение и переписку. Далее шел список снаряжения для отдыха на лоне природы, куда входили складной письменный столик и портативная плитка, – общий вес не должен превышать сорока фунтов. Были и другие списки – к примеру, список неразрешимых проблем, с которыми он столкнулся при изучении иностранных языков, сюда же прилагался список источников для поиска ответов (к списку того, что должен сделать в городе, он приписал: сходить в библиотеку).
Но вместо того чтобы помочь ему упорядочить жизнь, эти списки, наоборот, ее осложняли. Работая над таким списком, он, бывало, отправлялся в какую-нибудь комнату проверить название книги или дату и начисто забывал, зачем туда пришел, отвлекшись на другой незавершенный проект. Он получал от самого себя множество не связанных друг с другом указаний, которых не мог запомнить, и порой целое утро безрезультатно метался из одной комнаты в другую. Странный провал существовал у него между намерением и действием: сидя за письменным столом, но не работая, он мечтал о совершенстве во многих отношениях, и это приводило его в приятное возбуждение. Но стоило ему сделать шаг к достижению этого совершенства, как его охватывала неуверенность перед лицом предстоящих задач. Случались дни, когда он просыпался, придавленный таким тяжким грузом уныния, что не мог выбраться из постели, и оставался лежать в ней весь день, наблюдая, как солнечный луч постепенно переползает через пол и движется вверх по стене.
Представление Василия о себе. Василий был исключительно здоровым, подвижным и бесстрашным мальчиком – так он продолжал думать о себе и теперь. Даже став жертвой множества болезней, которые следовали одна за другой почти без перерыва в течение нескольких лет, он продолжал считать каждую из них чем-то неожиданно свалившимся – и даже занятным – для мужчины с таким отличным здоровьем, как у него. Он упорно не желал признавать, что становился слабым, пока однажды его сестра, заехавшая навестить его, когда он страдал мучительным приступом синусита, со свойственной ей прямолинейностью не заявила, что в жизни не видела человека, который бы так часто болел.
После этого он некоторое время занимался йогой и каждое утро стоял на голове, поскольку, как было написано в руководстве, это «очищает придаточные носовые пазухи и одновременно перераспределяет вес всего организма». (Его домашняя работница иногда находила его уставившимся вверх на складки собственного живота, с подбородком, прижатым к щитовидной железе.)
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу