Э. М. Хоумс - Да будем мы прощены

День клонится к вечеру, когда я сворачиваю налево у почтового ящика с надписью «Лодж». Тесси рычит на привратника, который на нее не обращает внимания, а меня просит открыть багажник, что я и делаю. Получив разрешение въехать, я паркуюсь и выпускаю Тесси. Она несется к главному зданию, влетает на клумбу и тут же выдает полный заряд диареи.

– Как собаку зовут? – спрашивает мрачный мужчина с переносной рацией.

– Тесси, – отвечаю я.

Он приседает, не замечая запаха псины.

– Ты хорошая собачка, Тесси. Мягкая собачка, пушистая. Да, Тесси? Не какая-нибудь здоровенная злобная кусака, не брехливая собачатина, да? Ты не рычишь, зубами не лязгаешь? – Собака лижет его в лицо. – Я так и знал, ты собачка-поцелуйщица!

Нас с Тесси вносят в список – персонал на этот раз дружелюбнее, хотя, должен сказать, подходя к столу в приемной, я ожидаю неприятностей. Сумку плюхаю прямо на стол, практически требую: «На, обыщи меня!» Приемщица как-то очень охотно расстегивает пакеты, вытаскивает мой пухлый мешок с лекарствами и вызывает начальника, объявляя в интерком:

– На приемном столе – проверить колеса.

– Не думаю, что отпущенные по рецепту лекарства следует называть «колесами», – замечаю я.

– У нас своя терминология, – говорит девушка. – Хотите печенье и чашку чая? Начальник смены будет с минуты на минуту.

Она подвигает ко мне чайник с кипятком и жестянку датского масляного печенья. Я беру одно для себя, одно для Тесси.

– Это животное для психотерапии? – спрашивает девушка.

– Да нет, просто собака.

Приходит начальница, поднимает прозрачный пакет с лекарствами к лампочке в потолке, будто та рентгеновские лучи испускает. Встряхивает пару раз пакет, звенящий колокольчиком, и возвращает его мне.

– У себя в комнате вы найдете запирающийся шкаф – как сейф в отеле. Свои лекарства будете постоянно держать там. Есть у вас какие-либо металлические предметы, фотоаппарат, записывающие устройства, оружие?

– Ничего. Кроме того, что ЦРУ мне в голову вмонтировало.

– Юмор легко может быть истолкован неправильно.

– Я нервничаю, – говорю я. – Никогда еще не был в психиатрической больнице.

– Совершенно нет причины нервничать. Вы ведь только посетитель?

Появляется молодой человек, с виду старшеклассник, но представляется он как доктор Розенблатт.

– Мы с вами по телефону разговаривали. – Он энергично жмет мне руку. – Я знаю, что в последний раз вы не особенно хорошо рассмотрели наше заведение, поэтому давайте начнем с обзорной экскурсии. Здешние ландшафты проектировал тот самый архитектор, что создавал проекты Центрального парка и Парижа.

Розенблатт выводит меня через главный павильон к задней двери.

– Красиво, – говорю я при виде играющих солнечных пятен на холмистом ландшафте. – Прямо как национальный парк.

– Мы называем нашу территорию кампусом, – сообщает Розенблатт.

«Кампус» укомплектован боулингом, площадками для гольфа и теннисными кортами. Всего этого достаточно, чтобы безумие начало выглядеть заманчивым. Тесси экскурсия нравится, она неоднократно писает и какает. Заканчивает экскурсию Розенблатт возле участка территории, несколько выпадающего из общего стиля: длинное низкое здание, похожее на охотничий отель в глубинке.

– Это здание у нас используется для различных целей, в частности, как жилище для наших гостей. Если вам покажется, что охрана слишком интенсивна, то это так и есть. У нас сейчас находится один бывший кандидат в президенты, и приходится принимать меры предосторожности. Известно ведь, что папарацци подкрадываются из леса, ну, и так далее.

– Интересно, – отвечаю я.

– Мы лечим самые разные случаи.

– А проигрыш выборов – тоже ваш случай?

– Это достаточно большой стресс, а про нас известно, что мы умеем работать с клиентами из высших сфер. Наша отдаленность от цивилизации, малая текучесть кадров, частный аэропорт в пятнадцати минутах езды – аргументы в нашу пользу. Несколько лет назад у нас лечился один из известнейших киноактеров. У него после подтяжки возникла инфекция, и в конце концов лицо стало совершенно другим. Он чуть окончательно не лишился рассудка.

– И как же вы его лечили?

– Уговорили отрастить бороду и носить до тех пор, пока не привыкнет, – говорит он так, будто сообщает нечто совершенно очевидное.

Розенблатт отпирает двери и заводит меня в помещение, будто спроектированное марсианином, читавшим переводные книги по американской истории: все красное, белое или синее. Или коричневое. Все здесь сговорилось выглядеть стопроцентно янковским, норманно-рокуэлловым, полезным для здоровья. Мебель деревянная, «Этан Аллен», стопроцентно американского производства. Стиль этот лучше всего описывается как «колониальный», но я бы его обозначил как «безопасный» и «вневременной». Плечики не снимаются с перекладины в шкафу, на стене электрические часы на батарейках, у всех ламп наверху шнуры очень короткие. На тумбочке – корзиночка с двумя бутылками воды, белковым батончиком и горсткой сушеных ягод – на случай, если придется перейти в режим выживания. Ироническим противоядием к этой поддельной домашности над дверью нависает красно-белая подсвеченная надпись «ВЫХОД». Все это – флешбек, воспоминание об Америке, которой никогда не было, Америке мечты героев фильма «Приключения Оззи и Харриет». На ночном столике рядом с кроватью – блокнот с логотипом заведения, прекрасный подарок для собирателей сувениров подобного рода.