Ингеборг Бахман - Малина

Я: Кто этот мистик?

Малина: Алексей Леонов, который на десять минут выходил в открытый космос.

Я: Неплохо. Но вот «бархатная чернота», не знаю, сказала бы я «бархатная» или нет. Что, этот человек еще и поэт?

Малина: Нет, в свободное время он занимается живописью. Долгое время он не мог решить, кем ему стать — художником или космонавтом.

Я: Это понятные сомнения при выборе профессии. Но говорить потом о космосе, как говорил бы странствующий подмастерье у романтиков…

Малина: Люди не так уж меняются. Что-то всегда их захватывает, если только это бесконечно, или невообразимо, или необъяснимо, бархатная чернота, они гуляют в лесу или выходят в космос, блуждая среди тайны со своей собственной тайной.

Я: И это передается потомкам! Так что можно бы перестать удивляться прогрессу. Со временем Леонов получит дачу и начнет разводить розы, а через много лет люди с мягкой улыбкой будут слушать, как он опять рассказывает про «Восход-2». Дедушка Леонов, расскажи, пожалуйста, как это было тогда, в первые минуты, там, снаружи! Жила-была Луна, на которую все хотели полететь, только Луна была очень далеко и совсем не обустроена, но в один прекрасный день явился Счастливец Алексей, и смотри-ка…

Малина: Довольно странно, что он не заметил Урала, так как именно в эту минуту кувыркался в мировом пространстве рядом с кораблем.

Я: Это было неизбежно. Кувыркаешься большей частью тогда, когда хочешь что-то разглядеть или понять, Урал или подобающее слово, какую-то мысль или подобающие слова. Со мной происходит совершенно то же самое, что с нашим дедушкой, от меня все время что-то ускользает, но только у меня внутри, когда я исследую бесконечное пространство, которое есть во мне. Не столь уж многое изменилось с того доброго старого времени, когда люди впервые отправились в космос.

Малина: Бесконечное пространство?

Я: Конечно. Разве может это пространство не быть бесконечным?

Я должна прилечь на часок, из которого в конце концов получаются два, оттого что долгих разговоров с Малиной я не выдерживаю.

Малина: Ты обязательно должна как-нибудь навести у себя порядок, разобрать все эти пыльные, выцветшие бумаги и бумажонки, ведь со временем никто в них ничего не поймет.

Я: Что ты сказал? Что это значит? Никто и не должен в них что-нибудь понимать. У меня найдутся причины для того, чтобы все это больше и больше запутывать. Но если кто-нибудь и вправе взглянуть на эти «бумажонки», то это ты. Однако ты ничего в них не поймешь, дорогой мой, с годами для тебя станет полнейшей загадкой, что означает та или эта.

Малина: Но дай мне хотя бы попробовать.

Я: Тогда уясни себе, почему сверху опять оказался старый листок, я могла бы уже по формату бумаги — DIN-A4 [84] DIN — Deutsche Industrienorm — германский промышленный стандарт, здесь — формат бумаги. — определить, где я ее купила: в деревенской лавочке невдалеке от известного озера, а речь тут идет о тебе, о поездке в Нижнюю Австрию. Но читать все я тебе не дам, ты можешь взглянуть только на два слова, написанные сверху.

Малина: «Личины смерти».

Я: Но на следующем листке, DIN-A2, написанном двумя годами позже, значится: «Причины смерти». Что я хотела этим сказать? Возможно, это описка. Отчего она произошла, когда и где? А вот угадай, что я написала про тебя и про Атти Альтенвиля? Ни за что не угадаешь! Впереди вас тогда по извилистой дороге медленно поднимался в гору большой грузовик с бревнами, ты заметил, что плохо закрепленные бревна начали скатываться назад, ты увидел, как весь грузовик стал откатываться назад, прямо на вашу машину, и тогда, и тогда… Ну говори же!

Малина: Как ты могла все это вообразить? Ты, наверно, была не в себе.

Я: Я и сама не знаю, но это вовсе не воображение, ведь вскоре за тем опять кое-что случилось, ты, Мартин и Атти пошли ночью поплавать в Вольфгангзее, ты заплыл дальше всех, и левую ногу тебе свело судорогой, и тогда, и тогда… Ты что-нибудь еще об этом знаешь?

Малина: Как ты могла об этом проведать, просто невероятно, что тебе это стало известно, тебя ведь там не было.

Я: Пусть меня там и не было, но ты все-таки отчасти признаешь, что я могла там быть, даже если меня там и не было. А история с розеткой? Почему тогда, ночью, ты не захотел у себя в комнате вставить вилку в розетку, почему сидел в темноте, что такое случилось вдруг со всеми выключателями, отчего тебе пришлось так часто оставаться в темноте?

Малина: Я часто оставался в темноте. В ярком свете тогда была ты.