Ингеборг Бахман - Малина

Слова этой песни я все еще не выучила, да и петь не умею тоже, так что я только вздыхаю про себя: éljen!

Иван высаживает нас у дома 9, ему надо еще взять на службе кое-какие документы, а я играю с детьми в карты. Андраш дает мне советы, он всегда ко мне благоволит, зато Бела насмешливо заявляет: «Ты же неправильно играешь, ты идиот, извини, идиотка!» Мы играем в квартет со сказками, но Бела капризничает, сказки для него слишком глупы, из сказок он уже вырос, они годятся разве что для Андраша и для меня. Мы играем в квартет с животными и с цветами, с автомобилями и самолетами, мы побеждаем и проигрываем, я проигрываю чаще всех, когда невольно, когда вольно, пособляя счастью Белы и Андраша. В квартет с городами Андраш играть уже не хочет, в городах он не разбирается, я даю ему советы, мы шепчемся, прикрыв рот рукой, я говорю: «Гонконг», Андраш не понимает, а Бела в ярости бросает карты на стол, как участник какой-нибудь большой, важной конференции, у которого не выдерживают нервы, потому что остальные не на высоте. Андраш хочет квартет со сказками, и несколько минут мы препираемся, пока я не предлагаю: давайте сыграем в Черного Петера. В Черного Петера они играли уже, наверно, тысячи раз, но они опять завелись, Бела тасует карты, я снимаю, потом карты сдаются, вытаскиваются и сбрасываются. В конце концов Черный Петер оказывается у меня, тут входит Иван, Бела и Андраш извиваются от смеха и орут во все горло: «Черный Петер, Черный Петер!» Теперь нам придется сыграть еще раз с Иваном, под конец мы остаемся с Белой один на один, к сожалению, Бела вытаскивает у меня Черного Петера, бросает карты и хриплым голосом орет: «Иван, она стерва!» Мы обмениваемся взглядом над головами детей, в голосе Ивана — раскаты грома, а Бела отпирается, он ничего не говорил. Чтобы отпраздновать примирение, Иван предлагает старый коньяк, Бела даже просит разрешения за ним сбегать, и бегает два раза, приносит еще и стаканы. Мы с Иваном сидим и молчим, положив ногу на ногу, дети за столом тихо и чинно играют в квартет с цветами, и моя фантазия мне ничего не рисует. Нет, потом все-таки рисует, а именно — будто Иван переводит взгляд с детей на меня и обратно и взвешивает, задавая вопросы, большей частью дружественно: «Неужели я должен вечно? Разве человек должен вечно? Надо ли ждать всю жизнь?»

Мы условились встретиться на Тухлаубене, в итальянском кафе-мороженом. Чтобы дети ничего не заметили, Иван говорит: «Привет! Как поживаешь?» Я тоже в присутствии детей делаю вид, будто уже несколько недель не видела Ивана. Да и времени у нас мало, Иван, не спрашивая, заказывает четыре порции мороженого-ассорти, ему надо отвезти Белу на противный урок физкультуры, который каждый раз становится проблемой для матери Ивана и очень часто для самого Ивана, даже для Белы, физкультуру он не любит. Иван критикует наши школы с их учебными планами, особенно эти дурацкие уроки физкультуры, которые проводятся где-то вне школы и всегда после обеда. Да неужели здесь думают, будто каждый имеет в своем распоряжении несколько машин и несколько нянек! Вообще я никогда не слышала, чтобы Иван говорил о положении дел здесь, в Вене, он не сравнивает, он никогда ничего не рассказывает, кажется, он считает противопоставление «здесь» и «там» неосторожным и к тому же бесплодным. Вот только сегодня он сорвался из-за этого урока физкультуры, он сказал «у вас», и сказал это мне, будто урок физкультуры — это воплощение того мира, к которому я принадлежу и который следует отвергнуть, но возможно, это я в нарастающем у меня страхе что-то нафантазировала, я ведь не знаю, как обстоит дело с уроками физкультуры там, в Венгрии. Иван расплатился, мы выходим с детьми на улицу, к машине, Андраш машет мне рукой, однако спрашивает на сей раз Бела: «А она с нами не поедет? Почему она не может поехать с нами?» Потом они, все трое, исчезают в конце Тухлаубена, свернув за угол, к площади Хоэр Маркт, скрытые от глаз каким-то дипломатическим автомобилем. Я все смотрю и смотрю им вслед, когда их уже и след простыл, потом медленно иду через Петерсплац на Грабен, в другую сторону, мне надо было купить себе чулки, я могла бы купить пуловер, именно сегодня мне следовало бы купить себе что-нибудь красивое, так как они исчезли, разумеется, Иван не мог сказать мне при детях, позвонит он или нет.