— Я пойду. Только расскажите мне, что вы такого натворили за этот год, что вас все избегают, — попросил его Хайкл и быстро зашагал вперед.
Мойше Хаят бодро ответил, что за прошедший год не стал большим еретиком, чем был. Он только перестал остерегаться. За едой на кухне ешивы открыто говорит, что думает о новогрудковских ученых. Вот старшие мусарники и пристали к главе ешивы, чтобы его выгнали. Однако у главы ешивы свои соображения. Он считает, что этого не стоит делать. Поскольку он, логойчанин, родом из России и не может вернуться домой через советскую границу, ему так или иначе придется остаться в Нареве. Вот глава ешивы и боится, как бы в городе не начали говорить про новогрудковцев, что они оторвали сына от родителей, а потом бросили его на произвол судьбы. Тем не менее Зундл-конотопец и его банда добились бы своего. Они утверждают, что логойчанин портит младших учеников. Но с тех пор как в Нарев вернулся Цемах-ломжинец, он не дает его тронуть. Мойше Хаят остановился посреди улицы и стал объяснять виленчанину, размахивая руками:
— Когда ломжинец убежал из ешивы в светскую жизнь, а меня оставил в ешиве, я был еще очень набожен. Теперь он вроде бы вернулся с покаянием к вере и тут обнаружил, что я сошел с прямого пути, и теперь он обвиняет себя в том, что я подражаю ему. Вот он и умоляет главу ешивы, чтобы меня не прогоняли, может быть, я еще вернусь с покаянием к вере. А мне он рассказывает о своей неудавшейся жизни, чтобы я осознал, что «у входа грех лежит» [122] Берешит, 4:7.
, и чтобы я — ни ногой в светский мир.
— Как такое может быть, чтобы глава валкеникской ешивы притворялся противником мусара? — удивленно спросил Хайкл. — Значит, реб Цемах действительно изменился.
Однако Мойше Хаята-логойчанина совсем не тронула забота о нем, из него просто брызнула ненависть:
— Кроме того, что Цемах Атлас-ломжинец отменил помолвку с одной невестой и женился на другой, кто знает, со сколькими женщинами он еще переспал? Говорят, что жена любит его всей душой. А почему она, собственно говоря, любит этого волосатого и горбоносого дылду? Не иначе, он околдовал эту красавицу своими рассказами о том, как в России отрывал детей от их родителей и перетаскивал их через границу в Польшу. Но, несмотря на успех у женщин, он не получает удовольствия от жизни! Этого похитителя детей и сластолюбца мучают позывы к покаянию. Они набрасываются, как муравьи, и кусают его. Ого, как они его кусают! Через час после молитвы и завтрака, когда все ешиботники уже сидят над томами Геморы, он все еще стоит в талесе и филактериях, повернувшись лицом к стене, и шепчет: «Ой, Владыка мира, пусть она хотя бы явилась мне во сне, чтобы я мог попросить у нее прощения! Но она не является мне во снах, а я не могу забыть ее. Ой, Владыка мира, попроси Ты у нее прощения за меня и скажи мне Ты от ее имени: „Я прощаю!“»
Виленчанин почувствовал, как у него сжалось сердце, ему хотелось плакать от жалости к настрадавшемуся директору ешивы и от отвращения к Мойше-логойчанину.
— Он — праведник, а вы — нечестивец. В вас говорит зависть, зависть к тому, что он достиг большего, чем вы!
В ответ Мойше Хаят-логойчанин хохотнул и втянул голову в плечи, словно опасаясь, как бы разозленный Хайкл-виленчанин его не побил.
— Конечно, во мне говорит зависть, черная зависть, но я ведь не виноват, что его первая невеста умерла и он опоздал попросить у нее прощения. Вот он и приехал сюда и теперь утешает себя тем, что у него есть и другие заслуги перед Владыкой мира. Он ведь оторвал детей от родителей и сделал их сынами Торы. «Меня защитят заслуги сына логойского раввина, чтобы умершая невеста не мучила меня так сильно» — вот что он думал по дороге сюда. Приехал он в Нарев и увидел, что сына логойского раввина больше нет в той яме, в которой он его оставил. По правде говоря, я все еще лежу в новогрудковской яме, я лежу в ней, но уже без духа мусара. Цемах-ломжинец, бедняжка, страдает, ведь умершая амдурская невеста и живой логойский ученик не оставляют его в покое. Вы хотите, чтобы я оставался вшивым ешиботником ради того, чтобы этот насытившийся сластолюбец, который сейчас вроде как вернулся с покаянием к вере, обрел душевный покой?
— Так уходите из ешивы. Кто вас тут держит?! — воскликнул Хайкл и зашагал еще быстрее.
— Зайдите ко мне, и я вам расскажу, кто и что меня тут держит, — Мойше Хаят-логойчанин остановился около дома, в который вели узкие кривые ступеньки.
Хайкл пошел за ним, злой на самого себя. Глава ешивы и товарищи отвернулись от него, потому что встретили его с этим парнем, который в ешиве отступился от веры. А он всем назло сидел всю молитву с отступившим от веры и вышел тоже вместе с ним, чтобы показать, что его не трогает их отношение. Так ведут себя мальчишки из хейдера.
Читать дальше