Дэнни Уоллес - Человек-да

всемогущий. Этот человек — певец. Певец в блестящем костюме. Певец, стоящий на эстраде перед толпой

специально приглашенных гостей. Он начал исполнять

испанскую песню, а я — сконфуженный зритель — почему-то торчал на сцене вместе с ним.

Я тотчас же попытался сойти с эстрады и смешаться с толпой, но мужчина в блестящем костюме подошел к

краю сцены, загораживая лестницу. Чтобы добраться до нее, мне пришлось бы его оттолкнуть. Я оглянулся.

Сзади — стена. Выхода не было. Я оказался в западне.

Оставалось только одно. Бочком я вернулся на свое место и сел, делая вид, будто ничего не заметил. Я

смотрел на свои ноги, молясь, чтобы песня поскорее закончилась. Разок мне удалось поднять голову, но я

увидел только море людей, глядящих на меня так, будто я уродец или участник шоу, смысла которого они не

понимают. Вскоре защелкали фотоаппараты. Краем глаза я заметил группу репортеров. Я понятия не имел, кто

этот певец, но в Испании он явно был более знаменит, чем в Англии. С возрастающим ужасом я начал

сознавать, что на каждом кадре отснятого материала с выступлением этого парня на заднем плане будет

фигурировать красный от смущения очкарик, жалеющий о том, что он не знает испанского и потому не смог

понять смысла объявления, в котором всем, кроме испанской поп-звезды, предлагалось покинуть сцену!

Песня никак не кончалась. В жизни не слышал такой длинной песни! Но особенно по-дурацки я себя

чувствовал во время ее инструментальной части. Певец хотя бы танцевал, а что было делать мне? Я мог только

сидеть. Я опять глянул на публику и увидел, что большинство гостей в первом ряду смотрят на не

выплясывающую перед ними знаменитость, а на его «подтанцовку». На меня.

Стараясь держаться непринужденно, я притопывал в такт музыкальному ритму, словно по какому-то

странному, ошибочному стечению обстоятельств я совершенно по праву оказался на сцене. И вот наконец

песня кончилась. Слава Богу! Толпа взревела. Засверкали вспышки: теперь мой конфуз навеки войдет в

историю клуба. Кто-то где-то завизжал, кто-то крикнул «еnсоrе». Мужчина в блестящем костюме поклонился,

поднял руку, приветствуя публику, и пошел со сцены, на ходу бросив на меня подозрительный взгляд.

Прожектор погас, заиграла другая музыка. Я медленно, осторожно встал со стула и попытался покинуть сцену с

достоинством, насколько таковое способен изобразить человек, едва не сорвавший — пусть и не умышленно —

важное выступление.

— Дэнни! — окликнул Марк, неожиданно появляясь у меня за спиной. — Пошли! Мне только что

позвонили... приятель приглашает нас к себе выпить! У него красивый дом! На вершине холма! Ты увидишь

всю Барселону! Ноги в руки и вперед!

Спустя полчаса я стоял на балконе дома прославленного испанского архитектора по имени Гаспар, обозревая

раскинувшуюся передо мной Барселону. Я знал, что Гаспар знаменит, потому что на его диване лежал

глянцевый буклет, в котором это было напечатано прямым текстом. И я знал, что он — испанец, потому что в

каждой руке он держал по большому бокалу вина.

Мы с Марком смотрели на красивый город, а Гаспар пошел за оливками. Достаточно неординарная ситуация.

Еще один яркий пример того, куда может завести «да», если слепо следуешь тактике согласия.

— Дэнни... — обратился ко мне Гаспар, бородатый мужчина значительного вида. — Мне кажется, где-то я

тебя видел...

— Правда? Вообще-то в Барселоне я впервые.

— Может, в Лондоне? Я недавно был в Лондоне. Но не думаю, что мы там встречались...

— Я тоже не припоминаю, — согласился я.

Где в глубине дома — большого просторного дома — зазвонил телефон. Гаспар извинился перед нами и

удалился.

— Марк... — окликнул я своего нового друга. Он присвистнул в ответ. — Мне кажется невероятным, что я

здесь. Теоретически я просто нахожусь в доме какого-то мужика в Испании. Но в то же время меня не покидает

ощущение, что это сама судьба привела меня сюда. Я поплыл по течению... и оказался здесь.

— Не нужно противиться течению жизни, — сказал Марк. — Мир знает, что делает. «Si a Todo» —

могущественное выражение...

— Но что оно значит для тебя? Понимаешь, мы с тобой оба часто отвечаем согласием, но ты, по-моему,

делаешь это немного по-другому.

— В моем случае согласие — это позиция, принцип. Многие странно смотрят на меня, когда я говорю «Si а

Todo»... Спрашивают, ты и войне скажешь «да»? Terrorismo? Злу? Нет. Я предпочитаю более позитивный