Луиза Вильморен - Жюльетта. Госпожа де... Причуды любви. Сентиментальное приключение. Письмо в такси

Хозяева дома поспешили ее успокоить. Им самим, как и присутствовавшим здесь гостям, не раз случалось по оплошности терять, а потом вновь случайно находить какую-нибудь вещь, поэтому никому даже в голову не пришло усомниться в ее словах. Хозяйка дома, правда, не удержалась от замечания:

— Я тебя прощаю, — сказала она, — но в следующий раз постарайся хорошенько подумать, прежде чем начнешь кричать: «Держи вора!».

Г-жа де… покраснела и смутилась:

— Следующего раза не будет, — проговорила она. — Боже упаси…

В ларцах г-жи де… хранилось немало драгоценностей, и ей было из чего выбрать очередное украшение. В тот же вечер она надела другие бриллианты, которые достались ей по наследству, а блеском и размерами они ничуть не уступали якобы потерянным.

— Не напоминайте мне о них. Я, кажется, готова возненавидеть того, кто снова заговорит со мной об этой ужасной истории, — отвечала она всем, кто спешил поздравить ее с тем, что бриллианты нашлись, и ничуть не удивился бы, увидев у нее в ушах украшение, которым она больше не владела.

Г-н де поблагодарил жену за усердие, с каким она пресекла слухи, казавшиеся ему опасными. Действительно, всякие разговоры на эту тему прекратились, и неприятный инцидент был забыт.

Некоторое время спустя красавица испанка прибыла в Южную Америку. На пароходе она благоразумно держалась поодаль от молодых людей, обладавших искренностью, но не состоянием и готовых без остатка спалить свои сердца в пламени ее черных очей, и к концу путешествия так и не обзавелась солидным другом, способным занять в ее жизни место, прежде принадлежавшее г-ну де….. Одиночество в большом городе преисполнило ее любовным томлением; она с нежностью вспоминала о человеке, которого не любила, и по вечерам печально кидала на игорный стол полученные от него золотые луидоры. Она выиграла целое состояние и на протяжении нескольких ночей оставалась с удачей на «ты». Но вскоре у удачи начал портиться характер: теперь она улыбалась ей лишь раз в два дня, потом раз в неделю, потом и вовсе перестала улыбаться. Надеясь вернуть ее, прекрасная испанка меняла столы и казино, но луидоры закончились прежде, чем ей удалось настичь беглянку; чтобы продолжить погоню, ей пришлось продать серьги, преподнесенные г-ном де….

Бриллиантовые сердечки не больше часа озаряли своим сиянием витрину городского ювелира. Они понравились богатому европейскому дипломату, только что получившему назначение в соседнюю со своей родиной страну, — он купил их, а на следующий день сел на пароход. Это был человек, который благодаря семейным связям, уму и богатству привлекал к себе всеобщее внимание. Он с большим блеском вступил в новую должность, и на первом же обеде, данном в его честь одним из коллег, оказался за столом рядом с г-жой де….. Она пленила его красотой и умением вести беседу; он чувствовал, что взволнован, и не скрывал, что покорен ею. Но и г-жа де… не была бездушной куклой. Сознание того, что она нравится, принесло ей огромное наслаждение ей захотелось продлить его сколько возможно, и посланник с первого же вечера дал ей к этому повод, польстив ее тщеславию. Она сумела отвлечь его взор от всех остальных женщин, и вскоре любой мог убедиться: он смотрел только на нее, и все смотрели на них. Принадлежа к одному и тому же кругу, они беспрестанно встречались на обедах, балах и приемах и при каждой встрече улучали минутку, впрочем, всегда короткую, дабы не нарушать приличий, для уединенной беседы, и тогда окружающим казалось, что им нужно сказать друг другу что-то очень важное и срочное.

Каждое утро г-жа де… получала от посланника записку, и каждый день ближе к вечеру он являлся к ней с визитом. И хотя она придавала этим знакам внимания очень большое значение, но в течение довольно долгого времени все не решалась самой себе признаться в чувствах, которые начала к нему испытывать. Но вот однажды вечером посланник прислал записку с извинениями, что не сможет быть у нее, и она почувствовала живейшую досаду, которая помимо ее воли частично раскрыла ей глаза на себя саму. Начиная с этого дня, стоило г-жа де… ощутить слабость перед постоянством чувства, которое она сама же и внушила и в силу этого теперь, возможно, начинала разделять, как ей становилось нехорошо: она запиралась ото всех, уезжала в деревню или вместе с г-ном де… ненадолго отправлялась на солнечное побережье. Диктуемое взбалмошностью или добродетелью, ее поведение лишь усилило любовь посланника, тем более что во время своих отлучек г-жа де… писала ему письма, в которых о любви не говорилось ни слова, но которые дышали любовью. Получая эти письма с вложенными в них фиалками, цветками мимозы или песчинками с пляжа, он убеждался, что, совершая прогулки, она думает о нем, позволяя ему в каждый день разлуки незримо присутствовать рядом с ней. Г-н де… развлекался, подтрунивая над женой по поводу этой дружбы. Говоря с ней о посланнике, он называл его «ваш воздыхатель», — в ответ г-жа де… улыбалась. Твердо веря, что она не способна допустить ложный шаг, как не способна испытать страсть, он наблюдал за ее игрой, которую считал кокетством и самая жестокость которой исключала с его стороны всякую ревность. Посланник читал письма г-жи де… и после каждой строчки испускал такой глубокий вздох, что приходилось расстегивать жилет.