Вячеслав Миронов - День курсанта

Конечно, они не драили помещение, все было медленно и лениво. Мол, салаги, не суетитесь! И так все нормально!

Посты также быстро сдали. Через каждый час — доклад с постов, что все в порядке. Задержка в пять минут — дежурная смена несется на выручку. Поэтому часы сверили.

Все шло нормально. Отправили людей с термосами за ужином. Своя же рота! И порции побольше, и мяса не пожалели! Других обсосали, но своим-то! Святое дело! Так делали все. Своих подхарчить всегда надо! Остальные — обойдутся!

Был и термос с чаем… Я принес Верткову ужин и чай. Ложкой в ложке размололи в пыль три таблетки снотворного. В кружку. Сахара побольше. Своего не жалко! Лишь бы сладко почивал ночью командир и нас не дрочил вводными, типа, пожар на третьем посту. И тогда дежурная смена хватает огнетушители в караулке по штуке в руку и несется, как ошпаренная, на пост. Где имитирует тушение пожара.

Кушай, наш любимый командир, пей чай и через час спать укладывайся!

Мы сами были в предвкушении, что ночь пройдет спокойненько.

Через стекло, что было между комнатой начкара и комнатой бодрствующей смены, наблюдали, как Вертков флегматично жует невкусный ужин.

Ну, же… ну! Чай! Мы все глаза проглядели! Готовы были орать, как в театре кричат звезде сцены: «Просим! Просим!» Или: «Пей до дна! Пей до дна!»

Вертков пригубил чай, потом закурил и вышел на улицу, покурить. Кружку с чаем взял с собой.

— Я тоже люблю сигарету с чаем или кофеем выкурить, — я пожал плечами.

Через минут пять начкар вернулся в помещение. Отдал грязную посуду, поблагодарил за ужин.

Мы вышли покурить на улицу. Там стоял часовым Блохин Серега.

— Серый, что Вертков делал?

— Ничего не делал.

— По секундам расскажи, что он делал!

— Да я откуда знаю!

— Я изображал, что усиленно несу службу. Хрен его знает, может, какую вводную подбросит.

— Хорошо, что ты видел?

— Ну, курил он.

— Понятно. Чай пил?

— Нет не пил!

— Откуда знаешь?

— Да, он как вышел, так сразу и вылил его.

— Тьфу ты!

— А что случилось? Чай плохой был на ужине?

— Нормальный чай! Не переживай, оставили тебе и смене на постах, и пожрать, и чаю тоже!

— Хитрый Вертков!

— Почуял Слон что-то!

— Опытный!

— На мякине не проведешь!

— А, может, кто и вложил!

— Могли и вложить. Тут ухо востро держать надо!

— Правильно, в курилке обсуждали, как усыпить Борю, где снотворное достать, вся рота слышала, мог и враг подслушать!

— Жаль!

— Ладно! Скоро смена постов! Будет ночь вводных!

И была ночь вводных! И нападение на караульное помещение отражали, и на пост с огнетушителями бегали. Все было!

Кого меняли с постов, рассказывали, кто где курил, кто где мочился так, чтобы незаметно было.

Валерка Лунев с первого поста пришел:

— Задолбался я на этом посту! Больше не ставьте меня в караул туда! Я серьезно говорю! Ни покурить, ни походить. Да, и вставки в погонах достали! — он содрал с себя китель, начал вытаскивать вставки из погон — Плечо отваливается, как будто топором рубанули. Да, и погон пачкается. Достало уже! Стоишь, как манекен, и лупишься на оперативного, а он на тебя. То он книжку читать начинает, так можешь немного плечами подергать, чтобы кровь разогнать! Нет! Все, на первый пост я больше хочу! Ну, на фиг это тепло и уют. Все ходят и пялятся на тебя, как на зебру в зоопарке, а ты им честь отдавай! Я там, правда, небольшую щель между плиток в стене нашел. Туда потихоньку, чтобы оперативный не увидел, пододвинулся, благо, что подставка для часового широкая, и туда, так тихо, рукоятку от затвора автомата вогнал. Чуть опустился, он и повис на стенке. Плечо немного отдыхает. Дежурный по училищу приперся. Что-то ходит по коридору туда-сюда, не сидится ему в «аквариуме» вместе с оперативным. Сидели бы, да, в шахматы играли. Бродит туда-сюда, на меня поглядывает, как голодная собака на кость. И чего-то ко мне ломанулся. Соскучился, блядь такая! Ну, я чуть вперед дернулся, чтобы затвор из стенки вытащить. А он не вытаскивается! Я дерг, дерг. Чуть сильнее! Ну, думаю, сейчас обвалю на себя полстены и знамя училищное тоже под руинами погреблю, а меня потом тут же у этой стенки и расстреляют. Благо, что и кабинет особиста почти напротив. Далеко ходить не нужно. Но выдернулся автомат, быстро повис на плече. Я валенком прикинулся, смотрю прямо перед собой, то есть на оперативного дежурного. Дежурный по училищу подходит ко мне и осматривается, вроде даже как принюхивается. Потом спрашивает: «А ты здесь случаем, не куришь?» А мне что делать? Говорить нельзя. Может, он меня, сука проверяет, а потом вызовет Верткова и скажет, что я Устав нарушаю. Мотаю головой. В Уставе ничего же не написано, что головой мотать нельзя. Может, я мух отгоняю, как кобыла на пастбище. Кто знает. А этот все ходит! И находит недалеко от меня хороший такой «бычок». Нажорный такой! Его еще курить — не перекурить! На двоих точно хватило бы! Поднимает его. Нюхает! Я чуть с «полки» не упал. Ну, думаю, сейчас заныкает и потом покурит! А он, оказывается, проверял, не свежий ли это бычок! Я, что идиот? В первый караул, на первом посту и курить! Там полный штаб офицеров! Начальник училища на месте! Бачурин на месте! Оперативный не спит, а я у знамени с сигаретой в зубах! Но, значит, курят часовые по ночам, когда оперативный дрыхнет, а дежурный по училищу по ротам бродит, проверяет службу! И это надо учесть тем, кто будет заступать на первый пост! Но я, братцы, как хотите, не пойду туда больше! Хоть куда, только не туда! Хоть «ковбоем» в столовую!