Иэн Макьюэн - Утешение странников

Какое-то время все продолжалось в том же духе. Тело мое было покрыто синяками, порезами, рубцами. Три ребра треснули. Роберт вышиб мне зуб. Я сломала палец. Я не решалась показаться на глаза родителям, и, как только дед Роберта умер, мы перебрались сюда. Для друзей Роберта я была всего лишь очередная баба, которую бьет муж, — собственно, никем другим я и не была. Никто не придавал этому значения. В тех местах, где Роберт выпивал, ему это даже придавало определенный статус. Когда я надолго оставалась одна, когда мне случалось встречаться с обычными людьми, которые были заняты самыми обыденными вещами, полное безумие того, что мы творим, плюс моя собственная безропотность ужасали меня. Из раза в раз я пыталась убедить себя в том, что мне нужно уехать. Но как только мы оказывались вдвоем, то, что казалось безумием, опять становилось неизбежным и даже логичным. Ни он, ни я не в силах были этому противиться. Довольно часто я сама выступала в роли инициатора, хотя долго уговаривать его мне не приходилось. Роберт только и ждал возможности сделать из меня отбивную. Мы дошли до той точки, к которой стремились все это время. Однажды ночью Роберт признался, что по-настоящему мечтает об одной-единственной вещи. Ему хотелось убить меня, пока мы занимаемся сексом.

Он говорил совершенно серьезно. Помнится, на следующий день мы отправились в ресторан и попытались свести все к шутке. Но идея витала в воздухе. И поскольку сама возможность этого убийства отныне постоянно витала в воздухе, мы занимались любовью отчаянно, как никогда в жизни.

Однажды Роберт пил весь вечер напролет и пришел домой, когда я уже засыпала. Он лег в постель и взял меня сзади. Он шептал, что сейчас убьет меня, но он и раньше много раз такое говорил. Но потом он захватил мою шею локтем и начал давить мне на поясницу. И при этом тянул голову назад, на себя. Я потеряла сознание от боли, и последняя моя мысль была: вот сейчас все и кончится. Обратной дороги нет. И конечно же, я хотела, чтобы он меня уничтожил.

Он сломал мне позвоночник, и я несколько месяцев пролежала в больнице. Теперь я никогда не смогу ходить правильно, отчасти из-за некомпетентности тамошнего хирурга, хотя другие специалисты в один голос говорят, что врач прекрасно справился со своей работой. Рука руку моет. Я не могу наклоняться, у меня боли в ногах и в тазобедренном суставе. Мне очень трудно спускаться по лестнице, а подняться я вообще не в состоянии. Забавно, что единственная поза, в которой мне удобно, — лежа на спине. К тому времени, как я выписалась из больницы, Роберт купил бар на деньги, оставшиеся от деда, и дела сразу пошли в гору. На этой неделе он продал бар управляющему. Когда я выписалась, мы договорились, что с этой поры будем вести себя разумно. То, что случилось, потрясло нас. Роберт всю свою энергию вкладывал в бар, я по нескольку часов в день проводила дома с психотерапевтом. Но, само собой, забыть о том, через что мы прошли, было никак не возможно — и отказаться от продолжения тоже. Мы остались прежними людьми, и эта идея, в смысле — идея смерти, не могла исчезнуть просто потому, что мы так решили. Мы больше не говорили об этом, говорить об этом было нельзя, но она давала о себе знать иными способами. Когда психотерапевт сказал, что я уже достаточно окрепла, я вышла в город, одна, просто чтобы побродить по улицам и почувствовать себя обычным человеком. Вернувшись, я обнаружила, что не могу подняться по лестнице. Как только я переносила весь вес на одну ногу и пыталась оттолкнуться, меня словно электрошоком пронизывал приступ невыносимой боли. Я осталась во дворе дожидаться Роберта. Он пришел и сказал, что я сама виновата, что ушла, не спросив у него разрешения. Он вел себя как маленький мальчик. Он таки не помог мне подняться по лестнице и не позволил никому из соседей даже близко ко мне подойти. Вы не поверите, но мне пришлось остаться во дворе на всю ночь. Я села на пороге и попыталась уснуть, и всю ночь мне казалось, что я слышу, как люди храпят в своих спальнях. Утром Роберт отнес меня вверх на руках, и в первый раз после того, как я выписалась из больницы, мы занялись сексом.

Я сделалась заключенной — в буквальном смысле слова. Я в любое время могла уйти из дома, но вот попасть обратно было куда труднее, и в конце концов я сдалась. Роберт платил соседке, чтобы она покупала для нас все необходимое, и за четыре года я фактически и шагу не сделала за порог. Я стала кем-то вроде сторожа при фамильных ценностях, при маленьком музее Роберта. Он помешан на отце и деде. А еще я разбила здесь вот этот садик. Я часто бываю одна. И это вовсе не так уж и скверно. — Кэролайн оборвала сама себя на полуслове и внимательно посмотрела на Мэри. — Вы поняли все, что я вам сказала?