Андре-Марсель Адамек - [Самая большая подводная лодка в мире]

Спустя некоторое время Сиум налил ему холодной водки и поведал о своем плане. Они долго и подробно обсуждали детали операции.

— У вас очень скоро закончатся запасы топлива и продовольствия, — говорит Макс, — вам придется зайти в какой-нибудь порт. «Саратов» достанут даже на краю света, и ваше приключение закончится за решеткой.

— Вполне возможно, — говорит Сиум, поглаживая бороду, — но как знать, может быть, судьба готовит нам иные сюрпризы.

— Вижу, вы не передумаете.

— А вы уверены, что не хотите отправиться с нами?

— Простите, я не вижу большого смысла в этом безнадежном круизе.

— Но разве всегда следует вкладывать в свои действия смысл, если пытаешься изменить ход вещей? Свобода часто бывает врагом здравомыслия.

— Сто дней свободы — максимум, а потом расплата.

— Нет такой свободы, которой был бы твердо гарантирован завтрашний день.

Макс опускает голову, как застигнутый врасплох ученик. Его слова не имеют ни малейшего веса; едва произнесенные, они растворяются в безмолвии. Он пытается разгадать, откуда старый узбек вылавливает свои — из восточной ли мудрости или из темных глубин страданий и унижений, наполнявших его долгую жизнь.

— Мы снимаемся с якоря в ночь с пятого на шестое, — продолжает Сиум. — Если до этого времени передумаете, будете на борту желанным гостем. Это касается и ваших друзей. Но в любом случае я просил бы вас о молчании. Кроме Нука и вашей юной подруги, вы единственный, кто посвящен в мой план.

— Вы говорили об этом с Ким?

— Да. Она решила отправиться с нами.

— Это сумасшествие… — едва выдыхает Макс и тут же жалеет об этом легковесном слове, которое лопнуло, как пузырь, едва сорвавшись с его губ.

— Когда я был в плену у японцев, отчасти именно сумасшествие позволило мне выжить. Тому, кто стоял обеими ногами на земле, не долго удавалось сохранять голову на плечах. У нас в Узбекистане говорят: дрозд, хмельной от бузины, скорее спасется от охотников, чем тот, который ел слизняков.

— Я не хотел вас обидеть, Сиум. Я просто беспокоюсь за вас и за девочку.

— За девочку не волнуйтесь. У нее за плечами немного лет, но это годы страха и несчастья. Ей хорошо в брюхе «Саратова». Она мне сказала, что хочет остаться здесь по крайней мере на девять месяцев.

— Я думаю, это из-за матери. Она часто говорила о ней. Она мечтает больше не быть обязанной ей своим рождением.

— Вот видите, мечты оказываются сильнее всего.

— Я мечтал больше ничем не быть обязанным словам, — говорит Макс, — но это была неосуществимая мечта.

— Так выпьем за неосуществимые мечты! — говорит Сиум, разливая остатки водки в стаканы.

В течение двух дней Жиль пребывал в полной эйфории. Он хранил письмо Пиу в нагрудном кармане и без конца перечитывал его. Вечером он отправлялся праздновать хорошую новость в «Блудрим», но старался не напиваться, чтобы не расплескать ненароком полноты своего счастья. Он рассказывал о чудесном вознесении Пиу всем: Максу, Тону, Пеле и даже механикам-узбекам, которые слушали его, не понимая ни слова, но улыбались при виде такого разлива радости.

Только на исходе третьего дня Жиль задумался о своем собственном существовании. Он представил, как слоняется целыми днями в унылой тишине пустых комнат, непрестанно перечитывая письма Пиу. Увидел, как по утрам открывает объятия ее бесплотному образу, хранимому другой половиной опустевшей кровати. Тогда-то и заметили, как он стал сморщиваться, словно побег виноградной лозы, схваченной заморозками, тогда-то он и начал пить как другие.

Каждый вечер Макс и Тон составляют ему компанию и стараются поддержать его на плаву. Пеле очень скоро отдалился от них. Ему хватает и собственного горя.

— Не дай себе сдохнуть, — говорит Тон. — Вот к примеру я: уже несколько недель, как сбежала Хлоя. И вовсе она не у сестры в Испании, я справлялся. Я все ломаю голову, где ж это она шляется и чего ждет. Ты-то хоть знаешь, почему Пиу уехала.

— Ты прав, — говорит Жиль. — По совести сказать, я всего лишь грязный эгоист.

— Вовсе нет, — говорит Макс. — Просто вам обоим не помешало бы съездить куда-нибудь, чтобы слегка развеяться.

— Чтобы путешествовать, нужны бабки.

Максу очень хочется рассказать им о планирующемся бегстве «Саратова», но слишком крепка еще их связь с корнями жизни, чтобы они могли воспарить так высоко. Он открывает очередную бутылку водки, щедро наполняет стаканы.

— Странно, — замечает Тон, — давненько уже мы не видели Буффало.