Ахмад Дехкан: Путешествие на высоту 270

Миновав еще несколько улиц, автобус въезжает внутрь огороженного пространства. Я вижу «санпропускник» в виде сборного модуля с круглой крышей. К нам выбегают люди в белых халатах, чтобы помочь нам сойти с автобуса. Выйдя из него, я с наслаждением вдыхаю свежий воздух. Внутри забора прогуливаются люди в одинаковых голубых или полосатых пижамах, это выздоравливающие раненые. Дует холодный ветер, и я трогаю бинты на моем лице. Наконец мы все высадились, и нам говорят:

– Заходите внутрь! Вновь прибывшие раненые – заходите!

Заходим, и тут я понимаю, что под госпиталь приспособили баскетбольный зал. Всё пространство его заставили койками, и резко пахнет дезинфекцией. Неуютно; те, кто прибыли раньше, приподнялись на койках и рассматривают нас. Сестра говорит мне:

– Вот ваша койка.

Я подхожу к койке и не сажусь, стою. Не могу сесть на белую простыню в своей грязной одежде, но сестра настаивает:

– Садитесь, сейчас вам принесут сменную одежду.

Я сажусь, осматриваюсь и вдруг узнаю в одном из раненых Таги. Сидя на своей кровати, он смотрит на нас, одет в госпитальную пижаму, но куда он ранен, я никак не пойму. Я машу ему рукой, но он глядит удивленно и не узнает меня. Встает и, хромая, подходит. Я глухо, из-под бинтов, закрывающих мой рот, говорю ему:

– Это я… Насер!

Он еще миг смотрит, не узнавая, потом жарко обнимает меня. И я успокаиваюсь: нашел знакомого.

Я растянулся на своей кровати и смотрю на входную дверь. Пытаюсь через трубочку пить сок. Врач, осматривавший меня, сказал:

– Осколок выбил тебе два зуба и застрял между челюстной костью и нижней губой. Если он тебе не мешает, пусть всё остается так, трогать не будем. Пока раны заживают, пей только сок…

Изо рта у меня противно воняет. Рана загноилась, и на зубах белый налет…

– Всё готово, подписал! Поехали…

Это Таги. Услышав его слова, я вскакиваю. Он достает из большого кармана рубахи предписание и отдает его мне.

– Сказал: когда приедете в вашу дивизию, сами явитесь в медчасть. Мы оба должны каждый день ходить на перевязку.

И он, хромая, идет к своей койке.

– Поторопись, санитарная машина сейчас пойдет к реке Карун. Они нас подвезут.

У меня словно крылья выросли, и очень хочется на них взлететь. Я быстро снимаю больничную одежду и надеваю свою, запачканную кровью. Беру вещи, и мы идем к выходу, как вдруг кто-то толкает нас в спины и с воплями выбегает во двор.

– Иракцы, иракцы идут… Вставайте! Они стреляют! Вставайте быстрее!

Он пинками атакует тех раненых, которые загорали на солнце, прислонившись к стене. Сестры выбегают к нему: это тот самый контуженный, с которым мы ехали с передовой.

– Скорее вставайте, иракцы наступают…

Его хватают, но он силен как бык. Пять человек борются с ним и не могут его повалить.

– Иракцы, иракцы! Иракцы…

Изо рта его пошла пена, он задыхается. Его, наконец, скрутили и тащат внутрь. А Таги держится за свой бок:

– Ух, сильно же он стукнул…

Санитарная машина у ворот сигналит нам. Я помогаю Таги побыстрее дойти до нее, и он достает из кармана листок предписания.

Мы приезжаем одновременно с наступлением темноты. Небо черное, и молодая луна серебрит пальмы. Меж их ветвями во тьме словно мерцают тысячи звезд, кое-где вдоль дороги видны силуэты людей, проходящих перед лампами, мимо палаток. В палатках горят фонари, я гляжу на их затененный свет, и мне кажется, что на каждую пальму повесили по фонарю.

– Когда все эти войска привезли? – спрашивает Таги у водителя санитарной машины, и тот отвечает:

– За последние два-три дня. Тут большое количество прибыло. Там, на фронте, непонятно, что происходит…

Я внимательно смотрю в сторону от шоссе. Здесь все места очень похожи, и, если не сосредоточиться, можно заблудиться и не найти свою часть. Вижу щит с надписью «Район Эбрахим» и говорю водителю:

– Мы здесь сойдем.

Он тормозит и сворачивает с асфальта на грунтовую обочину. Мы выходим и благодарим его за то, что подвез. Махнув нам рукой, он включает левый поворотник и смотрит в зеркало заднего вида. Убедившись, что машин нет, разворачивается и уезжает. Таги осматривается с сомнением:

– Нам точно сюда?

– Да, старина… Именно сюда! – говорю я и невольно притрагиваюсь к забинтованной челюсти.

Проезжают военные грузовики, и множество одинаковы ящиков в кузовах говорит о том, что везут боеприпасы. А небо в стороне фронта горит заревом. Мне кажется, будто линия горизонта подожжена…