Ахмад Дехкан - Путешествие на высоту 270

– Наши доблестные воины нанесли удар по презренному врагу, который понес потери в количестве сотен убитых и раненых…

– Высокопоставленный военный источник сегодня утром объявил: наше наступление будет продолжено до полного уничтожения военной машины врага.

– Штаб добровольных формирований в ходе разъяснительной кампании призвал наш народ идти добровольцами на фронт, на войну правды с ложью…

Мы все слушаем молча, и Расула это ужасно мучает. Он ерзает и не оставляет в покое зубы леопарда, изображенного на одеяле. Иногда поглядывает на меня, но я, чтобы не дать ему предлога открыть рот, старательно изображаю из себя внимательного слушателя радио.

Мы выходим из палатки. Погода безоблачная, и солнце слепит. Все собрались на ровной площадке под пальмами, строятся поротно. Хейдар командует построение нашей роте и громко начинает нас пересчитывать. Его счет останавливается на числе 32. В остальных рота положение не лучше: максимальное число бойцов в роте – 29.

Пришел Хадж-Носрат. Волосы его нависли надо лбом, лицо загорелое. Он стоит перед нашим строем и держит левую руку правой за кисть. Отдает нам приказ садиться, и мы его выполняем. Начинает свое выступление рассказом о том положении дел, которое мы и сами видели своими глазами.

– Согласно распоряжению штаба дивизии, наш батальон направляется на переформирование в тыл. Мы запросили, чтобы ваши личные вещи доставили сюда.

Расул толкает меня в бок.

– Каждый, кто выберет увольнение и расчет, получит требуемое, – продолжает Хадж-Носрат. – А с теми, кто захочет остаться, мы едем в лагерь «Керхе». Расчет будет производиться здесь. Те, кто остаются… Мы в лагере «Керхе» будем снова формировать батальон полного состава.

– Ты остаешься или уходишь? – спрашивает меня Масуд.

– Ухожу, – отвечаю я ему.

Хадж-Носрат закончил говорить и отдал приказ: «Вольно, разойдись!» Бойцы толпятся под пальмами. Расул с недоверием спрашивает меня:

– Ты правда-правда уходишь?

– Да, Расул-ага, – отвечаю я. – Ухожу.

И тут мы видим происходящее позади пальмовых стволов. Там в сторону асфальтового шоссе идет войсковая колонна. Это свежие войска, отправляемые на передовую.

Мы убрали палатки и сидим в ожидании. Каждый едет своим путем: кто-то в сторону железной дороги, а кто-то – в лагерь «Керхе». Палатки мы погрузили в грузовики, а мешки с личными вещами погибших сдали тому пузатому кадровику. Не знаю, почему, но всякий раз, как он меня видит, на его лице появляется такое выражение, словно я не имел права остаться в живых.

– Автобусы, автобусы пришли!

Это Расул кричит. Теперь, когда я должен с ним расстаться, я нахожу, что его голос приятен мне. На душе у меня тоска.

Автобусы остановились на грунтовой дороге. Больше нам здесь делать нечего, работа наша окончена.

– Ребята, вперед! – командует Масуд. – Вставайте!

Мы встаем и надеваем рюкзаки, чтобы идти к автобусам.

– Подождите, я помогу вам! – говорит мне Расул. – Дайте, я подсоблю.

Он хватает лямку моего рюкзака, помогая мне надеть его. Абдулла улыбается этой сцене, а Расул гнет свое:

– Я вам честно-честно говорю: я вам телеграфирую. Как мы договорились. Тайным паролем нашим будет: мы собираемся поехать к Али.

Мы стоим перед автобусами. Вот наш автобус, который повезет нас на вокзал, а отдельно – их автобус. Масуд ставит свой рюкзак на землю и обнимает меня. И говорит мне на ухо:

– Скорее возвращайся.

Мне трудно расстаться с ним. В горле слезы стоят комком, и я негромко отвечаю ему:

– Я вернусь. Только не забудь послать весточку.

– …Все по автобусам, никому не оставаться!

Я прощаюсь со всеми. Каждый идет в свой автобус. Расул машет мне рукой, и я показываю ему жестом, что обязательно вернусь.

Поезд прибывает на вокзал, и мы высыпаем из вагонов. Громкоговоритель снова и снова повторяет, что отправляющихся в Горган просят пройти на посадку на первую платформу. Дует студеный ветер, холодит мою рану на губе. Я уже снял бинты, но вместо них закутал низ лица головным платком.

Прохожу с платформы сквозь зал ожидания и слышу разговор идущей впереди пожилой четы. Старые люди толкуют о загрязнении воздуха и еще о чем-то под названием «инвэршен». Мне кажется, что им не к лицу произносить вычурные слова, хотя я понятия не имею, что такое «инвэршен», и вообще слышу это слово впервые. Выхожу из вокзала и вижу, что привокзальная площадь затянута плотным туманом пепельного цвета – в точности как тот туман-взвесь, который расползся над землей в тот день после обстрела… Пройдя по площади, сажусь в такси и слышу, как мои попутчики разговаривают о цене на что-то. Цена?! Я вообще не понимаю, о чем они…