Тимоте де Фомбель - Между небом и землей

Офицер СС глуповато улыбнулся.

Увидев тревогу на лице командира, Зефиро положил ему руку на плечо.

— Я пошутил… Это моя вина. Я никогда не посылал о себе весточки, а ты, наверное, не читаешь газет.

Он подал знак офицеру:

— Покажите ему письмо.

Эккенер взял письмо и стал читать.

Оно было написано на двух языках — немецком и итальянском — и отправлено из канцелярии Председателя Совета Министров в Риме. Согласно письму, господину Паоло Марини, награжденному крестом «За боевые заслуги при штурме Фузилли» [48] Фузилли — разновидность итальянской лапши. и Командору Минестроне [49] Минестроне — итальянский овощной суп. , в целях укрепления дружбы между рейхом и великой фашистской Италией, была поручена особая миссия — путешествие на борту «Графа Цеппелина», этого символа мощи национал-социализма. Письмо изобиловало и другими пышными оборотами — «блистательный союз двух держав», «безграничные упования» и «безупречная моральная чистота их сынов», — которые вызывали бы неудержимый смех, если бы это не было издевательски точной копией тогдашней риторики.

Внизу страницы красовался затейливый росчерк пера, в котором можно было разобрать слово «Биби». Над ним печатными буквами стояла расшифровка: Бенито Муссолини.

Эккенер сложил письмо.

И крепко сжал руку Зефиро.

— В таком случае добро пожаловать, Паоло Марини. Для тебя как раз есть место. Мы взлетаем через час.

Они вместе направились к командирской каюте. Окружающие слышали, как Марини громко восхищается красотой дирижабля.

Когда Эккенер закрыл дверь каюты и они наконец остались одни, Зефиро извинился. После чего поставил свой чемоданчик на пол и двинул друга кулаком в лицо.

Эккенер слегка пошатнулся и ответил ему сокрушительным ударом под дых. Зефиро сложился пополам, но тут же дал сдачи. И они начали тузить друг друга, словно школьники на перемене.

Эккенер первым оказался на полу, скорчившись и кашляя.

Зефиро яростно смотрел на него, тяжело дыша.

— Что я тебе сделал? — спросил Эккенер.

— Ты сам прекрасно знаешь.

— Не знаю.

— Ты рассказал полиции, где находится монастырь.

— Я рассказал о нем только Эскиролю и Жозефу, чтобы ты смог опознать Виктора.

— Виктор вчера сбежал.

Эккенер онемел.

— Я должен покинуть Европу, — сказал Зефиро. — В этом монастыре — вся моя жизнь. Я не могу подвергать его опасности.

— Я тоже, падре, нигде не чувствую себя дома. Я не узнаю свою страну.

Зефиро нагнулся и помог ему встать.

— Я делаю всё, что в моих силах, — продолжал Эккенер. — По-моему, Германия уже воюет сама с собой. Вчера утром полиция затерла имя нашего друга Вернера Манна на памятнике убитым жителям его родной деревни под Мюнхеном. Имя Манна, ты можешь это представить? Гитлер отдал приказ три дня назад: никаких еврейских фамилий на памятниках погибшим воинам.

Вернер Манн, принявший геройскую смерть в сражении, придумавший с друзьями, в том числе и с Зефиро, проект под названием «Виолетта», был вычеркнут из истории.

Друзья помогли друг другу отряхнуться.

Зефиро промокнул носовым платком слегка кровоточащую губу Эккенера.

— Я не собираюсь долго обременять тебя, Хуго. Я останусь в Нью-Йорке на всю зиму. Сейчас нельзя возвращаться в монастырь. У меня другие планы.

— Надо улетать как можно быстрее, — сказал Эккенер. — Твое «письмо» — настоящая чушь. Я просто диву даюсь, как наш эсэсовец попался на эту удочку. В любой момент обман может вскрыться.

Зефиро наконец улыбнулся.

— Я все-таки постарался. Ты видел, на седьмой строчке я наградил себя медалью имени моей любимой ветчины!

Они расхохотались и снова взялись за руки.

— А как там Ванго? — спросил Эккенер после паузы.

Зефиро не ответил.

— С ним что-то случилось? — настаивал Эккенер.

— Боюсь, из-за меня он попал в скверную историю.

Пытаясь выправить свою помятую шляпу, Зефиро рассказал:

— Я должен был встретиться с Ванго на вокзале в Париже, но заметил за собой слежку. В толпе я узнал одного из людей Виктора, он изображал фотографа. Под накидкой на треноге он прятал ружье.

— И ты ушел?

— Да, но было уже слишком поздно. Я видел, что Ванго направляется ко мне. Делать нечего, я притворился, будто не знаю его.

— Вряд ли они догадались, что вы знакомы.

— Не уверен. Ванго явно хотел со мной заговорить. Он шел мне навстречу и радостно улыбался.

— Вряд ли они его найдут, — убежденно повторил Эккенер.