Тимоте де Фомбель - Между небом и землей

— Смотри, няня, смотри!

Костя бегал по станции, словно по дворцу из серого мрамора.

В тот вечер, вернувшись в квартиру, дети увидели, что мать чем-то расстроена.

— Пришло письмо от вашего брата, — сказала она каким-то тусклым, надтреснутым голосом. — Он передает вам привет.

— А мне можно его прочитать? — спросила Зоя.

— Пора ужинать.

Но после ужина мать так и не показала детям письмо Андрея.

Это была первая весточка от него, посланная на адрес соседей, чтобы ее не перехватили «органы», которые постоянно следили за их семьей.

На конверте почему-то стоял почтовый штемпель Великобритании.

Посреди ночи вернулся с работы отец, и Мадемуазель, которая уже легла спать, услышала через дверь своей каморки, как мать торопливо идет ко входу.

— Дорогой, пришло письмо от сына. От Андрея.

Наступила тяжелая пауза, в которой угадывались беззвучные рыдания.

— Плохо нашему Андрею…

Мадемуазель посмотрела на три скрипочки, висевшие над ее кроватью.

Это было в кафе у подножия Монмартра, незадолго до рассвета. Посетители много пили и уже порядком захмелели. Одна Кротиха предпочитала гренадин [50] Гренадин — густой гранатовый сироп, разведенный водой. .

Сидевший рядом с ней Борис Петрович Антонов снял очки в тонкой железной оправе. Он провел рукой по своему восково-бледному лицу и протер маленькие желтые глазки. Другая его рука нежно придерживала руку Кротихи.

Он не хотел ее отпускать.

Все началось двумя часами раньше, на Льежской улице.

Кротиха ждала на крыше русского кабаре. Шел снег, рядом с ней сидели две кошки и тоже терпеливо чего-то ждали. Сияющая вывеска «Шахерезады» только что погасла. Было четыре часа утра. Ее «объект» до сих пор не вышел.

Кротиха следила за Борисом Петровичем в надежде, что он выведет ее на Андрея или Ванго.

Несколько недель назад она потеряла след Андрея по вине внезапно нагрянувших родителей. Они приехали на несколько часов и помешали ее слежке.

Кротиха заметила, что отец изменился, стал каким-то нервным. Он сел напротив нее, даже снял пальто и шляпу. Заговорил о том, что хочет продать предприятие и уехать в Америку. Рассказал, что вернулся из Германии — из Франкфурта. Там его имя убрали с кирпичных стен принадлежащих ему заводов и написали на них другое, более благозвучное.

В этой стране для него все было потеряно.

— У тебя всегда останется Франция! И заводы в Бельгии! — кричала из ванной жена.

Отец скептически поморщился: во Франции все тоже совсем непросто.

Однако, вопреки обыкновению, он посвятил несколько минут разговору с дочерью. Он смотрел на нее так удивленно, будто видел впервые.

— А как у тебя дела, Эмили? Все в порядке?

Кротиха не проронила ни словечка. Он воображает, что достаточно назвать ее по имени, раза три участливо заглянуть в глаза и задать пару вопросов, чтобы вернуть ее доверие!

— Если они всё у меня отнимут, — говорил отец, — мы уедем втроем.

Его жена, стоя перед зеркалом, громко смеялась и называла его трусом. Из ванной она вышла, благоухая розой и жасмином. Она даже не сняла шерстяной шапочки, объяснив, что их пригласили пообедать в городе.

Она только и успела, что потрепать дочь по щеке рукой в перчатке, испачканной в пудре.

— Ну, пока, мой ангел!

Час спустя Кротиха узнала, что Андрей так и не вернулся к себе в пансион на улице Валь-де-Грас.

Рядом с ней замяукала одна из кошек. Из кабаре «Шахерезада» больше никто не выходил. Куда же делся этот мерзкий коротышка Борис Петрович? Она ведь видела, как он вошел туда сразу после полуночи.

Кротиха помнила то время, когда она даже не знала такого слова — «одиночество», — когда жила над городом, в стороне от людей и не чувствовала себя несчастной. Это время осталось далеко в прошлом.

Исчезновение Ванго, отъезд Этель в Шотландию и, особенно, долгое отсутствие красавца Андрея сделали из Кротихи специалистку по одиночеству, можно сказать, чемпионку мира. Это ощущение ее больше не покидало.

Но Кротиха крепко держалась за воспоминания. Даже будучи разорванными, узы дружбы не ослабевают. Она все еще чувствовала их на своих лодыжках и запястьях. И это было приятно. Ей казалось, будто она проснулась после долгого сна.

Кротиха любила Этель, Ванго. Но теперь она больше всего любила Андрея, пусть даже он не знал о ее существовании.

Она пожелала обеим кошкам спокойной ночи и съехала вниз по оцинкованной водосточной трубе.