Йозеф Рот - Сказка 1002-й ночи

— Ну разумеется, — сказал шах и, велев подать себе кальян, надолго затих.

Это длительное затишье понадобилось шаху, чтобы понять, что он отправится домой. Здесь все оказалось не по нему. Он чувствовал себя обиженным Европой. Она не выполнила того, на что он заранее уповал. Угрюмость растеклась по его мягкому желтоватого оттенка лицу, и на мгновение оно показалось старческим, хотя угольно-черная борода отливала блеском молодости.

— Если бы ты не был скопцом, я, не исключено, захотел бы поменяться с тобой местами, — сказал шах.

Евнух низко поклонился ему.

— Можешь идти, — промолвил государь, но тут же передумал. — Нет, останься!

— Останься, — повторил он еще раз, словно опасаясь того, что даже собственный евнух может его покинуть. Из всей свиты шаха лишь этот человек был способен найти награду, и самую деликатную, и самую великолепную одновременно, потому что евнухи отличаются рыцарственностью.

— Твоя обязанность, — сказал шах, — передать подарок даме этой ночи. Проследи за тем, чтобы он был достоин нашего величества и отвечал твоему изысканному вкусу. Но проследи и за тем, чтобы никто из нашего сопровождения тебя не видел. Дом и имя тебе предстоит выяснить самому. А я не хочу больше ничего знать об этом деле. Я полагаюсь на тебя!

— Господин может быть уверен, — ответил старший евнух.

Ему уже доводилось улаживать дела и поделикатнее, и еще более щекотливого свойства. Со дня своего прибытия сюда он жил в добром согласии с лакеями и давно уже разобрался, кто из них продажен, кто глуп, кто умен, кто может при случае оказаться полезным. Он не знал языка здешней страны, но владел другим — внятным всему миру языком денег и языком жестов. Старшего евнуха здесь понимали превосходно.

Выведать дорогу к Мицци Шинагль было просто. Вся челядь знала, где шах провел последнюю ночь. Труднее оказалось подыскать подарок, который, как приказано было шахом, отвечал бы его величию и, вместе с тем, изысканному вкусу самого евнуха. Он предался длительным размышлениям. Дамы этой он не знал, но она, по его представлениям, должна была быть особой титулованной. Он остановил свой выбор на трех тяжелых нитях жемчуга. Их цена представлялась ему соразмерной понятию о величественной награде. В сопровождении придворного лакея Стефана Лакнера он во второй половине следующего дня отправился к дому Мацнер.

К этому визиту здесь не были готовы. Сама госпожа Мацнер была еще в халате, а тапер Поллак — в мохнатых кальсонах и шлепанцах. Старший евнух, в темно-синем европейском костюме, одетый скромно и неброско, так что его сдержанность, практически, перерастала в скрытность, был не настолько глуп, чтобы не распознать с первого взгляда, куда попал. Ни опыт странствий по Европе, ни первичные половые признаки не требовались для того, чтобы распознать, каким ремеслом занимается госпожа Мацнер. Евнуху стало жаль изысканных жемчугов в серебряной шкатулке.

Кликнули Мицци. Она явилась, еще не причесанная, лишь с кое-как подколотыми волосами, со свисающими бахромой прядями, с чрезмерно напудренным лицом, в наспех наброшенном красном платьишке. Несколько крючков сбоку были не застегнуты. Это заставило ее словно бы прирасти к двери, в которую она вошла; она застыла, словно приговоренная к смертной казни в ожидании выстрела, который должен положить конец ее мучениям.

В этой позе она и приняла букет орхидей и серебряную шкатулку, выслушала длинную непонятную фразу из уст толстого и важного господина в темно-синем. Внимая его словам, она все время кивала и пару раз сглотнула слюну. Рядом не оказалось даже Мацнер, взгляд которой мог бы ее приободрить. Госпожа Жозефина в спешке удалилась переодеться. Когда она наконец вернулась, полностью экипированная и готовая к приключениям любого рода, вся церемония была уже, к сожалению, закончена, а господин в темно-синем засобирался на выход. Жозефину Мацнер он опознал и в новом обличье. Вытащив кошелек, он с легким поклоном протянул его хозяйке заведения. Кошелек весил не много. И не мудрено: в нем лежали только золотые.

Когда на следующий день старший евнух доложил шаху об исполнении приказа, повелитель захотел узнать, как отреагировала дама.

— Господин, — ответил слуга, — она вас никогда не забудет. Слов ее я не понял, но это было совершенно ясно и так.

Долго потом вспоминали люди о шахе — и осчастливленные, и раздосадованные. Дело в том, что шах роздал свои ордена и награды по-самодурски, не слушая подсказок посла и не обращая внимания на ранг и чин награждаемых.