Артем Гай: Всего одна жизнь

Отказываться мне не позволяют.

— Небось с работы, — говорит Прокофьевна. — Я покормлю вас… Уважьте.

Кирилл Савельевич подробно расспрашивает меня о Ленинграде. Прокофьевна молча слушает, подперев щеку ладонью. Они ведь и сами питерцы. Почти сорок лет назад уехали, а сердцем не оторваться.

Ухожу я от них не скоро. Весь обратный путь меня не покидает тепло их дома. Таниных родственников мне трудно уже представить другими.

На «Птичьей горе», в коридоре у вешалки, застаю Ваню. Очки на большом носу сверкают победно, славно литавры. Он сидит на стуле и громко читает Бальмонта:

— «Любовь огонь, и кровь огонь, и жизнь огонь — мы огненны».

— Черт возьми! Что за пикет?

— Ш-ш…

Более заговорщицкую улыбку трудно себе вообразить. Ваня — москвич, приехал сюда пять лет назад, как и Муся. По здешним понятиям, это «специалист со стажем». Заведует терапевтическим отделением. Очень толковый врач. Но это не мешает ему оставаться неутомимым заводилой. Когда в квартире малолюдно и тихо, Ваню одолевает тоска.

— Мы его поймали, — шепчет Ваня.

— Кого?

— Феликс у нас в гостях.

«У нас»… Я едва не давлюсь от смеха.

От Лориных поклонников нет отбою. Она объясняет это характером работы: Лора — журналист в городской газете. Возможно, миловидная внешность, темперамент и извечная женская тайна в глазах не имеют решающего значения. Пока не берусь ничего утверждать. Но констатирую: Лора поставляет «Птичьей горе» интересных ребят. Некоторые из ее поклонников со временем становятся общими друзьями «птичьегорцев». Так было с двумя молодыми инженерами — Толей и Волей. Кто-то из них сильно приударял за Лорой (кто именно — я так и не понял). Потом они стали неотъемлемой частью нашего кружка, они играют на гитарах, поют в два голоса и отчаянно ухаживают за всеми подряд женщинами, появляющимися на «Птичьей горе». Мы называем их «кабальеро». В ответ они начинают грустно тянуть «Летят утки». При этом Ваня не может удержаться и, как пес на луну, принимается подвывать. У Вани совершенно нет слуха.

Есть еще среди Лориных поклонников удивительно наглый молодой инженер, блестящий, словно гусарский офицер, Мурзабек Каримов. Тяжкий крест «Птичьей горы». Он пишет плохие стихи и читает их с удивительно надменным видом. И начинает всегда неожиданно, по собственной инициативе. Таких поэтов я сроду не видел, хотя любил ходить в институтские годы на вечера поэзии и насмотрелся там всякого. Недели две назад мы его здорово раскритиковали — пусть человек учится. А Ваня большой дока по части стихов. Врожденный критик. Но Мурзабек обиделся и перестал у нас появляться. Однако, уверенный в неотразимости своих чар, он принял теперь новую моду — пишет Лоре любовные послания, которые с утомляющим однообразием подписывает: «любвеобильный Мурзабек». Мы его теперь иначе и не называем, как «любвеобильным Мурзабеком». Ваня считает, что у него (вместо чувства юмора «рудимент хвостика в области копчика», а Лора, не скрывая, смеется над «любвеобильным».

Но есть один поклонник, к которому Лора явно благоволит, — горняк Феликс, загадочная личность. О нем ходят слухи, как о талантливом, но странном человеке. Он появляется у нас очень редко. Когда Муся дежурит, а нас с Ваней нет дома. Мы с ним незнакомы. Такая конспирация нас раздражает. Мы воспринимаем это, как пренебрежение к нашей большой семье. И вот мы его поймали!

План прост и ясен. Мы начинаем жарить картошку на кухне, патрулируем коридор, грохочем посудой и распеваем песни, скрашивая свой неприятный труд. Дом наполняется шумом и движением, будто большая ресторанная кухня. Появляется Лора — для выяснения, «отчего мы взбесились». Мы удивлены, узнав, что она дома… Нет, она не может помочь нам. Ах, она не одна! Отлично. Будем есть все вместе… Нет? Жаль…

Через час картошка изжарена. За ужином в «ничьей комнате» (кроме нее у нас есть «женская», в которой сейчас окопались Лора и Феликс, и «мужская») я рассказываю о Тане. Ваня как консультант-терапевт часто бывает у нас на отделении, участвует в обсуждении готовящихся к операциям больных. За разговорами мы забываем даже о нашем плане. Но снова появляется Лора. Она шипит, как картошка на сковороде. Мы вслух ничего не понимаем. Усиленно приглашаем отужинать вместе.

— Домой он хочет…

— Как, уже?!

Лора не выдерживает и, давясь смехом, скрывается в направлении коридор — туалет — кухня. Через минуту она проносится обратно.

— Выпустим?