Зои Хеллер - Правдолюбцы

— Ясно, — поджала губы Джулия.

Когда такси свернуло на Амстердам-авеню, они увидели полицейские ограждения. Вдоль квартала тянулась очередь по меньшей мере в тысячу человек: рэперы, актеры, политики, проститутки, муллы, активисты общественных организаций, университетские профессора, конгрессмены, бомжи и даже парочка сребровласых мафиози. (Джоел однажды защищал нью-йоркского дона, обвиняемого в рэкете, что вызвало большой скандал в рядах левой интеллигенции.)

— Они ведь не ради Джоела сюда пришли, а? — спросила шокированная Джулия.

— А ради кого же? — ответила Джин, довольная тем, что с Джулии удалось сбить спесь. Взяв сдачу у водителя, она распахнула дверцу: — Что ж, двинули.

Джулия не сразу вышла из машины.

— Здесь очень… разномастная публика, — промямлила она.

В соборе уже находилось около трех тысяч человек. Первые ряды были заняты, и Джулии пришлось сесть в двадцатом ряду. Пока она кипела от возмущения. Джин оглядывалась в поисках Беренис. Одри не выказала ни малейшей озабоченности в связи с вероятным появлением Беренис на службе, но Джин преследовало кошмарное видение: эти двое сталкиваются лбами на соборных ступенях. Она все еще озиралась с затаенным испугом, когда два десятка коренных американцев в полном церемониальном облачении медленно зашагали по проходу, возвещая барабанным боем начало поминального обряда.

Одри собрала впечатляющую команду ораторов и музыкантов. После коренных американцев выступил с речью Чарли Рэнджел, конгрессмен из Гарлема. Затем Лорен Бэколл прочла сонет Джона Донна, а Патти Смит спела одну из любимейших песен Джоела «Кони». («О боже! — хихикнула Джулия, когда Патти Смит предстала перед публикой. — Наверное, в магазинах около ее дома закончились расчески».) Следом череда клиентов, чьи дела Джоел вел исключительно из соображений общественного блага, поведала о своем защитнике. Одна женщина, которую обвиняли в попрошайничестве, рассказала, как Джоел добился ее оправдания. Бомж, посаженный за нападение с отягчающими обстоятельствами, прочувствованно вспоминал, как в течение полугода Джоел каждый день навещал его в тюрьме, добиваясь попутно отмены приговора. Джин растрогалась. Все-таки Джоел был хорошим человеком. Закоренелым мерзавцем во многих отношениях — но хорошим человеком, сделавшим много добра людям.

К концу службы Чак Ди, чью бывшую группу «Враг общества» Джоел в 1980-х защищал от обвинений в непристойном поведении, исполнил рэп-гимн «Долой эту власть». После чего встала Одри в черном дизайнерском платье, купленном накануне Карлой с изрядной скидкой, и объявила, что хочет сказать несколько слов.

Джин глянула туда, где сидели Карла, Роза и Ленни. Она понятия не имела о намерении Одри выступить, и, судя по лицам ее детей, для них это тоже было сюрпризом. Взбираясь по винтовой лесенке на кафедру, Одри выглядела хрупкой и очень взволнованной, в руке она сжимала листок бумаги. Уж не собралась ли она публично предать анафеме изменника Джоела, с ужасом, но и с некоторым азартом подумала Джин.

— В качестве профессии Джоел избрал юриспруденцию, — начала Одри, — он стал адвокатом. Но в моих глазах он всегда был и останется воином — воином, который всю свою жизнь неутомимо сражался за равенство и справедливость. Последние сорок лет для меня было великой честью сражаться рядом с ним, и поверьте, за эти сорок лет не было ни дня, чтобы я не смеялась шуткам Джоела, не научилась от него чему-нибудь новому, не исполнилась гордостью за то, что он считает меня своим соратником. Сейчас, когда я говорю о нем, мне трудно — как, полагаю, многим из вас — представить дальнейшую жизнь без него. Но я знаю, что Джоел не хотел бы, чтобы сегодня я его оплакивала. Он хотел бы, чтобы я — и все мы — даже в этот момент смотрели в будущее и размышляли, как нам продолжить нашу борьбу. Поэтому сегодня мои дети и я с радостью объявляем об основании фонда в память о Джоеле. Фонда Литвиновых. Посредством этой организации мы расширим наследие Джоела, поддерживая прогрессивные политические и общественные инициативы, направленные на достижение социальной справедливости. Таким способом мы надеемся приблизить построение того подлинно справедливого и гуманного общества, о котором мечтал Джоел.

— Да здравствует революция! — раздался чей-то крик, и собор взорвался рукоплесканиями.

Джин смотрела на бледное лицо своей подруги, торчавшее над высокой кафедрой. Так вот, значит, что для себя решила Одри: стать хранительницей огня, стражем легенды. Словно старый усталый жрец, утративший веру, но не нашедший в себе сил отречься от церкви, она станет скрывать святотатственные чувства, гнездящиеся в ее сердце, упорно воздавая официальные почести покойному, невзирая ни на что. Отныне и до самой смерти Одри будет шлифовать до блеска миф об идеальном союзе супругов Литвиновых, без устали собирать средства для «фонда Джоела», посещать конференции, принимая посмертные награды от его имени, и надзирать над созданием его личного архива. Со временем она наверняка подыщет какого-нибудь покладистого молодого человека, который напишет биографию Джоела под ее чутким руководством.