Исабель Альенде - Инес души моей

Санчо де ла Ос, который месяцами гнил в темнице, стал кричать, чтобы его выпустили и дали шпагу. Монрой решил, что нам отчаянно нужны руки, пусть даже это будут руки предателя, и приказал снять с него кандалы. Должна засвидетельствовать, что в тот день этот королевский вельможа бился так же храбро, как и другие наши бесстрашные капитаны.

— Франсиско, можешь прикинуть, сколько там индейцев идет на нас? — спросил Монрой у Агирре.

— Нас таким количеством не испугаешь! Тысяч восемь или десять…

Оба конных отряда галопом пустились навстречу авангарду атакующих, как разъяренные кентавры, шпагами рубя головы и руки, разбивая груди ударами копыт. Однако менее часа спустя им пришлось отступить. В это время тысячи других индейцев уже бежали с криками по улицам Сантьяго. Янаконы и некоторые женщины, заранее, за месяцы до того обученные Родриго де Кирогой, заряжали аркебузы, чтобы солдаты могли стрелять быстрее, но это все равно выходило долго и мучительно. Враг продолжал наступать. Матери тех малышей, что были спрятаны вместе с Сесилией в погребе, бились храбрее опытных солдат — ведь они сражались за жизни своих детей. Дождь из зажженных стрел обрушился на крыши домов, и солома, хоть она еще не до конца просохла после августовских дождей, занялась. Я поняла, что мужчин придется оставить наедине с их аркебузами, а женщин надо отправить тушить пожар. Мы начали передавать ведра с водой по цепочке, но скоро стало ясно, что это бессмысленно, потому что горящие стрелы продолжали падать на крыши, а мы не могли тратить всю воду на тушение пожара, помня о том, что скоро она станет отчаянно необходима солдатам. Мы бросили тушить дома на периферии и сконцентрировали все усилия на Оружейной площади.

К тому времени появились первые раненые — пара солдат и несколько янакон. Мы с Каталиной и моими служанками отыскали все необходимое: тряпки, угли, воду и кипящее масло, вино для дезинфекции и мудай для облегчения боли. Другие женщины готовили котелки с супом, миски с водой и маисовые лепешки, потому что битва обещала быть долгой. Дым от горящей соломы накрыл весь город, не давая дышать и разъедая глаза. Окровавленным воинам мы обрабатывали только те раны, что были на виду — времени снимать с них доспехи не было, — давали чашку воды или бульона, и они, как только им удавалось подняться на ноги, снова отправлялись сражаться. Не знаю, сколько раз наши конники налетали на атакующих, но пришел момент, когда Монрой решил, что невозможно защищать весь полыхающий с четырех сторон город, тем более что индейцы наводнили уже практически весь Сантьяго. Быстро посоветовавшись с Агирре, Монрой решил, что всадникам нужно отступить и стянуть все силы на площадь, где на табурете расположился старик дон Бенито. Благодаря ворожбе Каталины его рана затянулась, но он был все еще слаб и не мог долго стоять на ногах. Сидя на площади, он стрелял из двух аркебуз, заряжать которые помогал один янакона. Весь этот долгий день дон Бенито, не вставая со своего сиденья, усердно истреблял врагов. Стрелял он так много, что аркебузы раскалились и жгли ему пальцы.

Пока я занималась ранеными в своем доме, нескольким индейцам удалось взобраться на кирпичную стену, окружавшую двор. Увидев их, Каталина завизжала как резаная, а я побежала посмотреть, что происходит, но бежать пришлось недалеко, потому что враги оказались так близко, что я легко могла бы пересчитать зубы этих людей с раскрашенными свирепыми лицами. Родриго де Кирога и падре Гонсалес де Мармолехо, который надел железный нагрудник и сжимал в руке шпагу, тут же подоспели отражать нападение индейцев, ведь защита моего дома была делом первостепенной важности: в нем были раненые и дети, спрятанные вместе с Сесилией в погребе. Несколько индейцев вступили в схватку с Кирогой и Мармолехо, в то время как другие стали жечь посадки и убивать моих домашних животных. Это окончательно вывело меня из себя, ведь я заботилась о каждой скотине как о ребенке, которого у меня никогда не было. С рыком, вырывавшимся откуда-то из глубины моего существа, я бросилась навстречу индейцам, хотя на мне не было лат, подаренных Педро, потому что, закованная в железо, я не могла бы лечить раненых. Наверное, волосы у меня стояли дыбом, а изо рта вырывалась пена и проклятия, и я походила на гарпию; видимо, вид у меня в тот момент был устрашающий, потому что дикари на мгновение замерли, а затем в ужасе отступили на несколько шагов. Не понимаю, почему они тут же не размозжили мне голову палицей. Потом мне говорили, что Мичималонко приказал им не трогать меня, потому что хотел заполучить меня себе в жены, но такие истории люди выдумывают уже после всех событий, стремясь объяснить необъяснимое. В это мгновение на подмогу ко мне подоспели Родриго де Кирога, крутивший шпагой над головой, как мельница лопастями, и кричавший, чтобы я ушла в укрытие, и мой пес Бальтасар, рычавший, лаявший и скаливший клыки, как дикий зверь, которым он никогда не был в обычных ситуациях. Нападавшие побежали прочь, пес понесся за ними, а я, совершенно опустошенная, осталась стоять посреди своего горящего огорода, полного трупов домашних животных. Родриго взял меня под локоть и хотел увести оттуда, но тут мы увидели петуха с опаленными перьями, который пытался подняться на ноги. Ни секунды не думая, я подняла юбку и посадила петуха в нее, как в сумку. Немного поодаль я заметила еще пару куриц, обезумевших от дыма. Я без труда поймала их и посадила в подол вместе с петухом. Тут за мной пришла Каталина и, поняв, чем я занята, принялась помогать мне. Нам вдвоем удалось спасти и спрятать в укромное место нескольких птиц, пару свиней, две пригоршни пшеницы — все остальное пропало. К тому времени Родриго и капеллан уже снова были на площади и продолжали сражаться вместе с остальными.