Исабель Альенде: Инес души моей

Каталина поступила ко мне в услужение в старинном городе Куско, жемчужине империи инков, во времена, когда там заправлял Франсиско Писарро, этот вспыльчивый бастард, который в Испании, как поговаривают, пас свиней, а в Новом Свете сделался маркизом и губернатором Перу, но покоя из-за собственного честолюбия и многочисленных предательств не знал. Такова ирония этого нового мира, где правят законы предательства и все вперемешку: святые и грешники, белые и негры, мулаты и метисы, индейцы и конкистадоры, знать и батраки. Тут ты то заклейменный каленым железом колодник, то удача вдруг поворачивается к тебе лицом и поднимает чуть не до небес.

Я больше сорока лет прожила в Новом Свете и до сих пор не привыкла к этой неразберихе, хотя сама только выиграла от нее. Если бы я осталась в своем родном городке, я была бы сейчас бедной старухой, слепой от плетения кружев при свете свечи. Там я была бы Инес-портниха с улицы Акведука. Здесь я — донья Инес Суарес, влиятельная дама, вдова его превосходительства губернатора дона Родриго де Кироги, завоевательница и основательница Королевства Чили.

Как я уже говорила, мне не меньше семидесяти лет, но я неплохо сохранилась. Только душа и сердце, прочно застрявшие в молодости, никак не поймут, что за дурная метаморфоза произошла с телом. Из серебряного зеркала — это был первый подарок Родриго после свадьбы — на меня смотрит незнакомая седовласая старуха. Кто это смеется над настоящей Инес? Я внимательно рассматриваю отражение в надежде разглядеть где-нибудь в глубине девочку с косичками и разбитыми коленками, девушку, убегавшую с женихом в сад, чтобы тайком заниматься любовью, или страстную зрелую женщину, засыпавшую в объятиях Родриго де Кироги. Все они прячутся там — я уверена, — но мне не различить их. Я больше не скачу на коне, не надеваю кольчугу, не сжимаю в руках шпагу, но не из-за недостатка смелости — ее мне всегда хватало, — а потому, что тело подводит меня. Сил становится все меньше, суставы болят, я дрожу от холода и вижу все как в тумане. Без очков, которые мне по специальному заказу привезли из Перу, я не смогла бы писать эти страницы. Я хотела быть вместе с Родриго — да упокоится он с миром! — в его последнем бою против индейцев мапуче, но он мне не позволил. «Ты слишком стара для этого, Инес», — засмеялся он. «Так же, как и ты», — ответила я. Впрочем, это неправда, ведь он был на несколько лет младше меня. Мы чувствовали, что больше не увидимся, но попрощались без слез: мы оба были уверены, что воссоединимся в будущей жизни. Я уже давно знала, что дни Родриго сочтены, хотя он изо всех сил старался скрыть это. Он никогда не жаловался; стиснув зубы, переносил боль, и только холодный пот на лбу выдавал его страдание. На юг он поехал в лихорадке, бледный, с гнойной пустулой на ноге, которую было не вылечить, несмотря на все снадобья и молитвы. Он поехал, чтобы умереть солдатом в жарком бою, а не немощным стариком в мягкой постели. Я всей душой хотела быть там, с ним, чтобы обнять его в последнюю минуту и поблагодарить за любовь, которой он щедро одаривал меня всю нашу долгую совместную жизнь. «Взгляни, Инес, — сказал он, указывая на наши поля, простирающиеся до самых гор, — все эти земли и сотни душ индейцев Бог поручил нашим заботам. Поэтому мне надлежит биться с дикарями в Араукании, а тебе — заботиться об имении и вверенных нам людях».

Но на самом деле он уехал потому, что хотел оградить меня от печального зрелища своей болезни. Он желал, чтобы его помнили сидящим на коне, во главе отряда молодцов, воюющим на священной земле к югу от реки Био-Био, где против нас восстали полчища свирепых мапуче. Такова была его воля, воля полководца, и я подчинилась ей, как следует послушной жене — которой, впрочем, я никогда не была.

К полю боя Родриго везли в гамаке, а там его зять, Мартин Руис де Гамбоа, привязал его к коню, как поступили когда-то с Садом Кампеадором [4] Сид Кампеадор — герой испанской эпической поэмы «Песня о моем Сиде», посвященной событиям Реконкисты и созданной ок. 1200 г. Прототипом главного героя послужил доблестный кастильский дворянин и военачальник Родриго Диас де Бивар (ок. 1043–1099), прозванный за храбрость Кампеадором (Воителем). , чтобы он одним своим видом внушал ужас врагам. Он, как одержимый, бросился в бой впереди своих солдат, презирая опасность, с моим именем на устах, но не нашел той смерти, какую искал.

Мне привезли его обратно в импровизированном паланкине — он был совсем слаб. Гной из опухоли разлился по всему его телу. Другой человек уже давно бы изнемог от борьбы с болезнью и изнурительных битв, но Родриго был очень крепок. «Инес, я полюбил тебя с тех пор, как впервые увидел, и буду любить тебя вечно», — проговорил он уже в агонии и добавил, что хочет, чтобы похороны его прошли тихо и скромно, а за упокой души отслужили тридцать месс. Тогда я увидела Смерть, смутно, как вижу теперь буквы на бумаге, но ее ведь ни с чем и ни с кем не спутаешь.