Исабель Альенде - Инес души моей

В моем возрасте уже смешно строить догадки о том, сколько женщин было у Педро в Перу, тем более что и у меня совесть не совсем чиста: именно в это время начались мои любовные отношения с Родриго де Кирогой. Однако нужно сказать, что он сам не проявлял в этом никакой инициативы и никак не показывал, что догадывается о моих смутных желаниях. Зная, что он никогда не пошел бы на предательство своего друга Педро де Вальдивии, я опасалась нашей взаимной симпатии, так же как опасался ее он. Обратила ли я внимание на Кирогу оттого, что была покинута, или потому, что хотела отомстить Педро за то, что он оставил меня? Не могу сказать. Ведь мы с Родриго любили друг друга целомудренно, глубокой и отчаянной любовью, которую никогда не выдавали словами, а только взглядами и выражением лиц. С моей стороны это была не пылкая страсть, какую я чувствовала к Хуану де Малаге или Педро де Вальдивии, а скромное желание быть рядом с Родриго, жить с ним одной жизнью, заботиться о нем. Сантьяго был маленьким городком, где сохранить в тайне нельзя было ничего, но репутация Родриго была столь безупречна, что никто не распускал сплетен о нас, хотя мы с ним встречались каждый день, если только он не был занят военными делами. Предлогов для встреч было более чем достаточно: он помогал мне с моими проектами строительства церкви, скитов, кладбища и больницы, а я взяла на себя заботы о его дочери.

Исабель, ты, конечно, этого не помнишь, ведь тебе в ту пору было всего три года. Эулалия, твоя мать, которая очень любила и тебя, и Родриго, умерла во время эпидемии тифа. Твой отец привел тебя за руку ко мне домой и сказал: «Донья Инес, приглядите за моей дочерью несколько дней, прошу вас. Понимаете, мне надо поехать разделаться с кучкой дикарей, но я скоро вернусь». Ты была молчаливой, но подвижной девочкой, с личиком, похожим на мордочку ламы, с такими же красивыми глазами, окаймленными длинными ресницами, и с таким же выражением любопытства, с волосами, завязанными в два хвостика, как ушки этого животного. От своей матери из племени кечуа ты унаследовала кожу карамельного цвета, а от отца — аристократические черты. Хорошая смесь. Я полюбила тебя с того самого момента, как ты впервые переступила порог моего дома, прижимая к груди деревянную лошадку, которую выстругал для тебя Родриго. Отцу я так тебя и не вернула: под разными предлогами ты оставалась у меня, пока мы с Родриго не поженились, а потом ты уже по праву стала членом моей семьи. Меня ругали за то, что я тебя баловала и обращалась как со взрослой; мне говорили, что так я воспитаю чудовище. Представь себе, как сильно разочаровались эти критиканы, увидев результат.

За эти девять месяцев нам в Чили пришлось столкнуться с индейцами в нескольких битвах и выдержать бессчетное количество небольших стычек с ними, но нам удалось не только удержаться в прежних местах поселений, но и основать новые города. Казалось, что нам ничто не угрожает, но чилийские индейцы на самом деле так и не смирились с нашим присутствием на их земле, в чем мы удостоверились в последующие годы. На севере индейцы под командованием Мичималонко годами готовились к большому восстанию, но больше не решались нападать на Сантьяго, как нападали в 1541 году; вместо этого они сконцентрировали свои усилия для атак на небольшие поселения на севере страны, где испанские колонисты были практически беззащитны.

Летом 1549 года скончался дон Бенито. С ним сделались желудочные колики, после того как он съел несвежих устриц. Старик был очень любим всеми нами, мы считали его патриархом города. Когда-то мы дошли до долины реки Мапочо, подгоняемые лишь мечтой этого старого солдата, которому Чили казался эдемским садом. Со мной он всегда был образцом лояльности и галантности, поэтому я очень страдала оттого, что была бессильна помочь ему. Он умер у меня на руках, корчась от боли: казалось, он насквозь был пропитан сильнейшим ядом. Мы как раз хоронили его — проститься с доном Бенито пришли все жители города, — когда в Сантьяго появились два солдата в лохмотьях. Они оба едва держались на ногах от усталости, а один из них был тяжело ранен. Они прибыли из Ла-Серены, передвигаясь по ночам, а днем прячась от индейцев. Они рассказали, что однажды ночью единственный караульный этого маленького, недавно основанного городка едва успел дать сигнал тревоги, как полчища индейцев яростно обрушились на город. Испанцы не смогли защититься, и через несколько часов от Ла-Серены не осталось ничего. Индейцы мучили до смерти мужчин и женщин, убивали детей, сбрасывая их на скалы, жгли дома. В суматохе этим двоим удалось бежать, и, пережив бесчисленное множество мытарств, они принесли в Сантьяго ужасную весть. Они заверили нас, что речь шла об общем восстании, что все племена вышли на тропу войны и вознамерились разрушить все испанские поселения.