Энтони Дорр - Стена памяти (сборник)

– Доктор Розенбаум?

Во тьме чердака он кажется еще истощеннее.

– Тихо, тихо, – шепчет он.

– Что случилось?

– Ш-ш-ш.

Он пришел попрощаться, думает она. Утром мы уезжаем, поэтому он пришел со мной попрощаться.

– Одевайся, – говорит он. – Пальто тоже возьми.

Она натягивает чулки, зашнуровывает ботинки. Мириам спит, не шевельнется. Эстер спускается вслед за доктором Розенбаумом по лестнице, марш за маршем, проходит мимо спящих детей, бормочущих старух и обреченных стариков и наконец выходит в фойе, где он в щелку между шторами внимательно осматривает окрестности. В другом конце комнаты кто-то храпит. Кто-то заходится кашлем.

Зачем выходить так рано? Почему не дождаться утра? Каждый раз, едва она порывается что-нибудь у него спросить, он прикрывает ей рот, призывая к молчанию. С улицы приглушенно доносится железное лязганье грузовика и перестук его колес по булыжникам.

– Но… комендантский час, – говорит Эстер, и снова доктор Розенбаум на нее шипит.

– Давай!

Подталкивая в спину, он открывает перед нею дверь, потом они торопливо выскальзывают за ворота. Фары грузовика выключены, на улице темнотища. Грузовик оказывается фургоном, его задняя дверь открывается; внутри тьма, непроницаемое ничто, в котором понемногу начинают проступать испуганные лица: кузов набит людьми.

– Быстрей, – торопит доктор Розенбаум.

– А как же Мириам? – вскрикивает Эстер. – И чемодан же!

– Давай! – не слушая, говорит доктор Розенбаум и вталкивает ее внутрь.

Одиннадцать убитых девочек просыпаются на полу высокого, ничем не примечательного жилого дома. Эстер просыпается в своей постели в Огайо, в соседней комнате на диване спит ее внук. Фрау Коэн просыпается в доме 30 по Папендаммштрассе в 1942 году, умывает лицо, потом надевает свое самое чистое рабочее платье. Зашнуровав ботинки, на пороге кухни медлит, чтобы вознести просьбы к Богу. Пожалуйста, не оставь нас теперь, когда нам предстоит дальний путь. Пожалуйста, не позволяй мне давать слабину.

Не выходя за пределы зыбкого пространства собственного уединенного разума, человек может перелетать из десятилетия в десятилетие, из страны в страну, из прошлого в настоящее, переходить от воспоминаний к воображению. Почему Эстер, а не Мириам? Почему не какая-то другая из девочек? Почему доктор Розенбаум выбрал именно ее? Вызволение Эстер из Гамбурга стоит ему всего: наверняка всех его денег, а возможно, и жизни. Было ли спасение Эстер единственным подвигом, который ему дано было совершить, единственным деянием, которым он сумел обмануть систему?

Она просыпается в избушке, спрятанной среди леса. Потолки низкие, мебель грубо сколоченная. По всем стенам как попало развешаны кирки, пилы, топоры и клещи; все это ржавое железо вызывает ощущение какой-то вневременности и затхлости. В шкафах гнездилище суеверий и предрассудков: оттуда исходит гнилостное зловоние, на полках видны банки с темными эликсирами (видимо, знахарскими средствами от всех недугов), с патокой, с какими-то кристаллами, с чем-то, помеченным словом «белладонна», а на одной из банок наклейка с надписью: «Воронка смерти» {133}. Из маленьких окошек видны сотни березовых стволов, в рассветном сумраке цветом похожих на голые кости. В таком доме впору жить лесным каким-нибудь человечкам, чуть ли не гномам, занимающимся темной магией.

Перед домом спит доктор Розенбаум; ничем не укрытый, он лежит на скамье, сделанной из распиленного вдоль бревна. Сначала Эстер пугается, уж не умер ли он, но на первый же зов он откликается, открывает глаза.

– Что случилось? Где мы?

– У тебя был приступ. И мы тебя перевезли сюда.

– Надо же, я ничего такого не помню.

Тут и там порхают птички, щебечут тонкими голосами. Небо бесцветно.

– Я же должна быть с ними , – шепчет Эстер.

– Ты устала, – говорит доктор Розенбаум. – Тебе столько пришлось вынести.

Как будто все в прошлом, как будто все уже позади. А у Эстер в ушах стоит, как она годы тому назад во тьме дортуара шепчется с Мириам: Надеюсь, нас вышлют вместе .

Доктор Розенбаум ей улыбается:

– Знаешь, лучше тебе из дома не выходить.

Весь день она то погружается в кошмары, то из них выныривает. Доктор Розенбаум варит в кастрюле репу, потом сидит с Эстер, держа ее за руку. Вечером вручает ей письмо, написанное от руки по-английски, пачку британских фунтов и листок с лондонским адресом.

– Когда машина вернется, – говорит он, – я уеду обратно в Гамбург.