Энтони Дорр - Стена памяти (сборник)

Наши плавания по Нямунасу очень мне тот день напоминают. Проходишь по тропинке, продираешься сквозь ивняк, и не успеешь сесть в лодку, как мир словно включает все свои огни.

Даже когда от человека уже мало что остается, о нем все равно еще можно узнать что-то новое. Например, о миссис Сабо я вдруг узнаю, что ей нравится аромат корицы. И замечаю, что на одной и той же излучине реки она каждый раз оживляется, вскидывает голову, на что-то смотрит. Даже своими меленькими, оправленными в золото зубами она жует пищу неспешно и деликатно, пробуждая во мне мысли о том, что ее мама была, наверное, строгой насчет этого, говорила ей: сядь прямо, жуй медленно, следи за собой. Такая мама была у Эмили Дикинсон. Правда, Эмили Дикинсон в конце концов так измучил страх смерти, что она стала одеваться во все белое, а с посетителями разговаривала только сквозь закрытую дверь своей комнаты.

Вот уже середина августа, по ночам становится жарко и влажно. Входную дверь дома дедушка З не закрывает. Мне всю ночь слышно, как посвистывает и стрекочет кислородный концентратор миссис Сабо. В полусне мне кажется, что с этим звуком наш земной шар, вращаясь, катится по просторам Вселенной.

Над входом на почту колышется желто-зелено-красный флаг. Дедушка З говорит, что это значит: сверху солнце, в середине земля, а внизу кровь. Литва и впрямь бывала ареной тысячи войн.

Как я скучаю по Канзасу! Скучаю по кустам багряника, который цветет так, что у него цветами покрывается даже ствол. Скучаю по нашим грозам и по субботним футбольным матчам, когда все студенты надевают лиловое {100}. Скучаю по маме – так и вижу этот ее жест, которым, войдя в гастроном, она сдвигает темные очки на лоб, – и папе: прямо перед глазами стоит, как он, привстав над велосипедным седлом, со всей силы жмет на педали, взбираясь на гору, а я при этом маленькая, еду сзади в прицепчике и смотрю, как его бордовый рюкзак перекатывается то влево, то вправо.

Конец августа, вечереет, мы с миссис Сабо медленно плывем по течению, за лодкой тянутся наши лески, и тут миссис Сабо как прорывает: заговорила, заговорила, и все по-литовски. Я ее знаю уже сорок дней, но ни разу еще не была она столь разговорчива. Ни на одном каком-то языке, ни на всех вместе. Она сообщает мне, что загробный мир это сад. Сад этот будто бы на высокой горе, а гора на той стороне океана. В том саду тепло круглый год, там не бывает зим, и птицы осенью как раз туда и улетают. Потом она на несколько минут прерывается, после чего говорит, что смерть – это женщина по имени Гильтиня {101}. Эта Гильтиня длинная, тощая, слепая старуха и всегда ужасно, ужасно голодная. По словам миссис Сабо, когда Гильтиня проходит мимо, трескаются зеркала, пасечники находят в ульях соты в форме гробов, а спящим снятся сны о том, как у них рвут зубы. Всякий раз, когда тебе снится зубной врач, это значит, что ночью мимо твоей постели проходила смерть.

В одном из журналов дедушки З я прочла, что молодой альбатрос, впервые встав на крыло, может, ни разу не коснувшись земли, оставаться в воздухе в течение пятнадцати лет. {102}Прочитав это, я подумала, что хорошо бы, когда я умру, меня привязали бы к десяти тысячам воздушных шариков, чтобы я могла летать в облаках, проносясь над городами, потом над горами, и улетела бы в океан, чтобы на многие мили подо мной расстилалась только голубая гладь, а мое тело над нею летало бы и летало.

Может, и я бы продержалась в воздухе пятнадцать лет. Может быть, на меня садились бы альбатросы, пользуясь мной как этаким насестом для отдыха. Я понимаю, что болтаю глупости. Но эти мои глупости, думаю, ничуть не глупее, чем когда видишь, как твоих маму и папу в ящиках закапывают в землю.

Теперь мы с миссис Сабо вечерами смотрим по ее огромному телевизору шоу под названием «Знакомство с поварешкой». Я пробую готовить чипсы из кабачков. Потом пытаюсь баклажаны запекать в пепси-коле. Учусь готовить спаржу по-францискански и брокколи «мозги Дианы». Садясь за стол, дед иногда делает брови домиком, но, дождавшись, пока я пробормочу все эти мои «благослови нас, Господи» и т. п., ест все, что я ни приготовлю, запивая пивом «Юозо алус» {103}. Иногда по выходным он катает меня на машине по стране, показывает маленькие городки с названиями вроде Панямуне и Пагегяй {104}, там мы едим мороженое в брикетах, покупая его на заправках «Лукойла»; Бедолага тем временем спит себе на полке под багажной дверью, покуда небо из голубого становится лиловым, а из лилового черным.