Морли Каллаган - Любимая и потерянная

Тут он осекся и побледнел: Пегги медленно встала, подбоченившись и насмешливо щуря глаза.

— Я знал, что вас трудно растрогать, — сказал он сердито. — Но что вы будете вот так смеяться, все-таки не ожидал.

— Но я смеюсь не над миссис Уилсон, я смеюсь над вами.

— К этому я привык.

— Ой, не лукавьте, Джим!

— Значит, это я лукавлю? Забавно!

— Вам это кажется забавным, Джим? Так вот что: я не верю в ваше благородное негодование, — сказала Пегги. — Рассердились вы совсем не оттого, что вам жаль миссис Уилсон. Я знаю, что вас заело. Вас унизили. Толстая чернокожая женщина посмела вас остановить. Какая наглость! Сцапать среди бела дня мыслителя, который собирается освещать мировые проблемы в газете «Сан» и дружит с Карверами, сцапать такого человека прямо на улице и втягивать его в сердечные дела толстухи негритянки. И ведь кто угодно мог увидеть вас. Какой стыд!

— Да, — сказал он резко. — Мне было очень стыдно.

— Но вы сочувственно отнеслись к бедняжке?

— Надеюсь, что так.

— В этом можно не сомневаться. Вы мило с ней побеседовали. В полном смысле слова по душам. Как вам показалось, Джим, миссис Уилсон — тонкая натура? Ну, скажем, полагаете ли вы, что ей понравился бы наш Матисс?

— К чему вы клоните?

— Эти негры — непостижимые существа. Знаете, у нас тут есть один негр-лифтер, жена которого любит Матисса.

Она старалась побольнее его ранить, показывая, как легко проникнуть посторонним в этот мир, созданный им лишь для них двоих. С обидой взглянув на нее, он опустился на кровать, и боль, которую Пегги прочла в его взгляде, тут же заставила ее раскаяться.

— Джим, послушайте, — сказала она. — Мне же не нужен муж этой женщины.

— Теперь-то, может быть, и нет…

— А раньше что, по-вашему?

— Но он ведь думает…

— Верней, его жена.

— Если муж думает, что ничего не выгорит, жена об этом узнаёт.

— Он что-то там думает. Она тоже. Вы тоже. А вот о чем думаю я — никому дела нет. Впрочем, я с себя ответственности не снимаю. Бедняга, как же ей, наверно, тяжело. Я-то всего лишь зацепка. Ладно, Джим, — сказала она твердо, — я постараюсь, чтобы у миссис Уилсон больше не было причин тревожиться.

— Вот как? Вы, правда, хотите ее успокоить?

— Конечно, Джим.

— Однако вас совсем не занимало, чт о о вас думает Вольгаст.

— Да, это так.

— Почему? В чем разница?

— Мне безразлично, что обо мне думают. Но миссис Уилсон… из-за меня у них разлад в семье. Это нехорошо. Нужно найти какой-то выход.

— И я уверен, что вы его найдете, — сказал он.

У него словно гора свалилась с плеч, и сейчас он искренне удивлялся, как он мог принимать ее равнодушие к общественному мнению за равнодушие к людям.

— Да, я правда чувствовал себя униженным, — признался он. — Я не хотел, чтобы эта женщина подходила к нам, говорила о нас.

— Нет, нет, миссис Уилсон вас не раздражала, — возразила Пегги, беря его руку и водя пальцем по ладони. — Вам было жаль ее. Конечно, вы немного смутились, вы встревожились из-за меня, но вы ведь такой добрый, что вы и ей посочувствовали. Этим вы мне и нравитесь, Джим.

Прикосновение ее руки было ласковым, и глаза смотрели нежно. Она впервые призналась, что он ей дорог, впервые к нему приласкалась. Он был тронут.

— Не знаю я, как быть с миссис Уилсон, — сказала Пегги. — Я пробовала с ней подружиться, но, понимаете, Джим, она принадлежит к особому разряду женщин. Такие из супружества делают ад. Она собственница; ей нужно, чтобы жизнь мужа целиком и полностью принадлежала ей. Если муж с кем-нибудь дружит, для нее это невыносимо, пусть даже с мужчиной, с товарищем по оркестру. Когда муж приводит гостя в дом и с увлечением с ним разговаривает, ей хочется их рассорить. Если он уйдет к приятелям поиграть в карты, она сходит с ума от ревности и в ожидании его, наверное, трясется весь вечер где-то в углу. Джим, вы встречали таких женщин?

— Да, — ответил он смущенно, вспомнив Кэтрин.

Ему хотелось бы продолжить спор, но он знал по опыту, что все его доводы разобьются о ее коварное простодушие, ту единственную черту, за которую осуждал.

— Такие женщины опасны, — предупредил он. — Две лишние рюмки джина, и она себя так распалит, что только держись. Что ж, — добавил он со вздохом, раз вы все поняли, так и чудесно. Пусть это теперь будет вашей заботой. Я умываю руки. Вы, я вижу, куда-то собираетесь…

— И, кстати, уже опаздываю, — сказала Пегги, взглянув на ручные часики.

— Не стану вас задерживать. — Он взял шляпу. — В том конверте эстампы. Пришпильте их на досуге.